6. Формирующееся
христианство отталкивалось и существенно противопоставляло себя именно
стоицизму. Это было насущно важно. На самом-то деле. Не Платону с
Аристотелем, казалось бы. Религия толпы и культов, философия
изолированной индивидуальности, плодящая и книжников, и уравновешенных
государственных мужей, - стоицизм в его уже римской ипостаси, был
главным и опутавшим все кругом и внутри, идеологическим противников
новой христианской веры. Достаточно перечитать толкование (а это уже 4
век) Василия Великого на "Шестоднев", отчасти напоминающие
Филоново-библейские толкования-логосы, где повсеместно разлита
стоическо-материальная терминология ( первые 3 дня особенно) - слияние,
стихии, смешения, и т.д. чтобы видеть сколь глубоко был впитан стоицизм,
его наука, подходы и логицизм, - этою уже довольно поздней эпохой.
Продраться сквозь все это - пневматику, вдохновенное дыхание творческого
духа, отвлеченность логоса-текста, отрешенность человека от мира и
беззащитность перед судьбою-законом мироздания, - было наиважнейшим. А
не сложнейшие, но не рядом лежащие Платонизм и Аристотелизм. Последний -
помогал и довольно долго помогал христианам преодолевать стоицизм.
Перипатетикам - и обязано во многом раннее христианство своими уже давно
укорененными философскими позициями. Перипатетики оказывались все время
глубже, "истиннее" в конце-то концов. Стоики слишком были заняты
человеческим, природой человеческого, на самом-то деле.
5. То же
самое - казалось бы мы видим с историей Академии. Но не то. Хотя и там
этапы исхождения и возвращения (в нашей литературе резко
выделенные Ю.Шичалиным, пошедшим здесь за А.Лосевым) повторялись в целом эпох
самой Академии: классическая (Платон) - средняя (Посидоний-неопифагорейцы)
- неоплатоники (Плотин-Прокл). Но к Академической истории весь античный
универсум "подключился", вошел внутрь, как единый и мощный
ВДОХ. В истории же стои как школы, развивающейся и наследующей
оригинальное учение, этого нет, - после второго этапа (Посидний -
ученый-естественник и толкователь "Тимэя" ) школа прервалась, исчезла,
разбившись на отдельных персонажей, просто в силу большего примитивзма и
общедоступности, стоицизм "выплеснулся" во вне, и там и остался,
растекшись по поверхности. Если угодно, платонизм описал античность,
вобрал ее и умер, сделав великое Дело. Стоицизм, провозглашая
мужественное стояние в Законе мира сего, и полное соответствие природе -
мира и человека, - по сути всегда лишь обманывал этого человека, с
самого же начала занимаясь только им одним, - этика, этика и еще раз
этика с самого же начала была главной его заботой. Повозившись для
порядку и с логикой, и с физикой, поздние стоики уже вцепились в горло
"человеческому незавидному уделу" и не выпускали его из рук настолько,
насколько это было возможно. После чего они просто исчезли.
Растворились. Канули. А и был ли - стоицизм ? Можно было задавать
вопросы. Огненная творческая пневма космоса, законы, пускающие в материи
свои законоособразные начертания, "эти семенные логосы"... А был ли -
стоицизм? Где ты? Конечно, он нырнул в христианство, легко, целиком и
полностью незаметно, переминив имя свое. Имя - не переменяет заботящийся
о истине. Платонизм, Сократ - никогда не могли этого сделать. Их "имя",
- забота об истине, загадочной, транцендентной, до-разумной, - а не о
человеческой природе, эксплуатирующей разум в собственных целях своих.
3.
"Чисто человеческая" природа стоиков - противостоит тому, что м.б.
названо - "Богочеловеческая природа" христиан. "Чисто" для стоиков
значит индивидуально и неповторимо. Но сфера, в которой индивидуальность
в то же время и объективна - написанный текст, или звучащая речь: слова,
строки слагаются в однозначные понятия, имеющие всем известный смысл.
Природа мироздания, т.е. физика, ведет себя согласно законам
(собственной) логики, ими же определяется этика, т.е. моральный выбор
человека в обществе. Природа человека становится органически единой с
Природой космоса, и логика - эта органика. Надо ли говорить, что человек
т.о. есть космическая производная, и логика стоиков тому важнейший
свидетель? Но христианство начинается как раз там, где человек - именно
в своей природе - дополняется, преображается, природой новой, иной
принципиально - не этому миру с его логикой - а этому человеку, с его
этическим миром (Бердяевское - благодать Божия преображает Ветхий Закон
человеческий). Христианство мир, космос, тварь и все такое прочее наряду
и в сравнении с человеком не ставит вообще, оно возвышает человека надо
всем, - сам Бог входит в плоть человека и проживает жизнь человеческую
во всем сливаясь с нами, кроме греха, - и поэтому христианство требует
от человека невиданного - почти того же - богочеловеческого подвига веры
и шествия крестом Господним! Стоицизм природу человека гармонизует в
"Космическом организме". Христианство заставляет человека идти на
конфликт с тем ветхо-мирским в самом себе, т.е. вырываться из под власти
греха и мира, но не так как призывали стоики, признававшие силу "закона
единственного и неизбежного", нет, - новый закон, закон любви, истекает
из самой сущности богочеловеческого единства, он противоположен
стоической "соразмерности начал" (Заболоцкий после лагерной отсидки
написал!), человек, прилепляясь к богу, уже не ищет
философско-стоического покоя и безмятежности среди необходимого течения
дел, - у него пробуждается сердце, как новый орган богочувствия,
благообразия и любви. Если стоицизм т.о. обезличивает природу человека,
заставляя ее уподобляться внешнему (физике). Христианство - заставляет
человека стать существом предельно активным, в сфере морали достигающего
предельной личной ответственности (впрочем и стоицизм считал этику зоной
предельной человеческой свободы) и позволяет почувствовать эту сферу -
мораль - основанием собственной личности. Христос - как Совершенный
Человек, наконец Исполненный Человек, - вот лозунг, вот проповедь и
антропология христианства, оставившая гармонические соответствия
космической природе где-то далеко на задворках нового человеческого
духа. Здесь же, в этом христианском, не соглашающемся на тавтологию и
равенство смерти со смертью, мире, растет совершенно новое измерение
человеческой жизни, о котором раньше невозможно было и сказать, - дух
человеческий. Так, Гетевский Фауст, это уже новая эпоха, это уже
совершенно иные, вне античности лежащие проблемы и вопросы самочувствия
человеческого, и природа, к которой возвращается все время Фауст в себе
самом, уже "духовна", она освещена человеком, и мы говорим вслед за
автором Фауста о человеческом духе и его жизненных картинах. Что
сделало, другими словами, христианство ? Оно поставило человека
настолько вплотную с самим собой, что он - изменился: прыгнул, разбился
в лепешку, сжег свое старое в водах крещения, и т.п. Что являл собою
стоицизм - не зеркало, нет, не чистое реальное зеркало, но окно - в мир.
Человек видел в окне что-то - и делал вывод ( это и была достаточность
логического основания) - что в его мире это есть. Поскольку же видел он
все вещи абстрактно-обобщенные, вроде космических законов, и
этически-непривлекательные, навроде смерти, наводнения и их причин,
болезни, "преходящести", и т.д. - он искал что-то вокруг них, что могло
бы объяснить или уравновесить их в том, что для всей Греции носило
характер закона, - в космической гармонии (та же мировая симпатия
стоиков). И находил - вот логика, вот текст, вот Лектон,
вот законы физики, и стоящие против них законы этики... Любили ли стоики
? Спросим мы. Любили, и себя, и женщин, и республику, и законы, и
мальчиков, и философию, и посильнее "нашего", но это тема уже для другой
статьи...
2. (читая
Д. Диллона, "Наследники Платона",с.25)
В 139-141 своей "Топики" Аристотель разбирает типичные ошибки в
определениях. Он критикует, и в основном Ксенократа, за неточность и
избыточность в определениях и др. ошибках логического объема. Так, в
141а5 он критикует Ксенократа за то, как тот определяет "мудрость",
phronesis:
"Нелепость здесь состоит не в том, что дважды произносится одно и тоже
имя, а в том, что о чем-то сказывается одно и тоже несколько раз, как
например, Ксенократ говорит, что phronesis "определяет и созерцает
истинно сущее"(ta onta)". Однако, способность определять (horestike) в
некотором смысле есть и способность созерцать(theoretike), так что,
прибавляя "и созерцает", он говорит одно и тоже дважды".
На первый взгляд Аристотель совершенно прав, - если "созерцание" входит
в способность "определять", - не следует вводить ненужной и уже
имеющейся содержательности. Достаточно было бы: "мудрость - определяет
истинно сущее...", (Аристотелю бы это очень понравилось.) Но ведь это же
хватка перипатетика! Это для него созерцание именно без-нагрузочно,
поскольку определение созерцаемое должно в сущность (в усию) точненько
вложить, уложить. Аристотель и сам говорит, что "способность определять"
только "в некотором смысле" есть "способность созерцать". Но стремится
всяческую созерцательность и метафизику убрать, вынести в
неопределенность. Ксенократ же, именно как платоник пишет: "определяет и
созерцает истинно сущее". Для него не в определяемом содержится
созерцаемое, и не наоборот, не в созерцаемом содержится определяемое -
если бы это было так, то он бы встал вровень и противовес к
Стагиритскому философу. Но для Ксенократа важно нечто третье и большее,
- "истинно сущее", которое и определяется и созерцается в тоже время.
Так что, Аристотель, выгоняя из данной формулы "созерцание",
подразумевая что сущность вся должна сбыться в определяемом, выгоняет
нечто большее чем неопределенное, он подменяет начальный предмет -
истинно сущее - внутренней строгостью его определения, даваемого в
определенных величинах. Но что же, это и есть Аристотель, мыслитель из
Стагиры, так и должно было быть. (А когда-то мне казалось, что вот, волк
и гений Аристотель ест подслеповатых интеллектуальных птенцов из гнезда
Платона. Оказалось - и волк сам порядком близорук, и птенчики те
беззащитны, покамест сидят на этой вот ветке. Все как всегда, всяк
питается своею пищею.)
1.
Поанализируем. Что такое "циническое" у киников? Недолжное они
критиковали, и столь резко, что должное за этим не виделось, попиралось.
Т.е. разрыв должного-недолжного был неравнозначен в отношении
разрываемых частей, недолжное вырывалось с корнем, а про должное и как
оно с этим корнем соотносится, - забывалось. Отрицательная критика
представлялась как более ясно-очевидное, чем ценность должного и критика
ценности. Так, цинизм этот впервые так ясно "одушевляет" нравственную
критику, - критику ради ней самой, без образа должного, - даже
киническая простота и наглядность в общении с окружающими, скорее
обличала и критиковала, а не подавала пример, не несла нечто
конструктивное в себе.
Сократ заметил Антисфену, что у того
гордыня велика, а Платон - что у того спесь велика. Сам же объект
кинической философии греков - обозначение разрыва между конкретным
недолжным - и должным. Но, для киника-философа всё-таки важна умная
критика не должного в жизни. Именно критикующая, т.е. - мысль несущая
критика. Если мы говорим о киниках и т.о. о истории философии. Любую
отрицательную и пустую реакцию мы не станем к ним относить.
Киники могли бы помочь выведению законов
общественной жизни, с их-то пониманием недостатков любых установлений и
правил, - но как могут взять на себя они ответственность за закон,
который сами принимали, ведь он будет всё так же плох и недостаточен
.Они могли бы пойти за человеком, с их-то знанием потенции и чувством
избытка жизненных сил в каждом человеке, но тогда придётся нести
какой-то образ в себе и быть человеком, а не собакой перед людьми. Вот
вам древние киники и современность: без разрыва.
|
