КРАТКИЙ ОБЗОР
НЕПОДЛИННЫХ СОЧИНЕНИЙ ПЛАТОНА
§ 1. Сочинения, кроме
«Определений»
1. Подлинность и идейная
близость. Изучение неподлинных платоновских
сочинений заставляет нас строго различать неподлинность и
степень фактической близости к Платону. Произведение,
неподлинность которого более или менее основательно
доказывается исследователями, часто по своим идеям довольно
близко стоит к подлинным сочинениям Платона, так что имеет
смысл рассматривать эти неподлинные произведения с точки
зрения их фактической близости к Платону.
Является ли данное
произведение подлинным или неподлинным — об этом можно
спорить сколько угодно, и споры эти никогда не прекращались.
Казалось бы, уж такой чисто платоновский диалог, как
«Протагор», нигде и ни у кого не должен вызывать никаких
сомнений. А вот Вл. Соловьев подверг сомнению даже и
«Протагора», причем опровержение платоновского авторства
звучит у него довольно внушительно. Но если спорен вопрос о
подлинности, то из сравнения этих неподлинных сочинений
между собой и из сравнения каждого из таких произведений с
теми, которые подавляющим большинством признаны подлинно
платоновскими, можно делать бесспорные выводы. Вот этой
задачей, вполне ясной и разрешимой, как нам кажется, и нужно
заниматься в первую очередь. И если это в кратком очерке
невозможно, то возможна формулировка наиболее важных
выводов.
2. Сочинения, максимально
далекие от Платона. Сюда мы бы отнесли сочинения,
которые либо по своей тематике, либо по методу рассуждения
весьма мало напоминают подлинно платоновские. Платонизм
переплетается в этих сочинениях с настоящей софистикой, так
что иной раз трудно установить, что тут платоновского.
„В «Демодоке» ставится вопрос о
том, как должно происходить совещание. Для этого нужно
знание дела. Если дело известно, то и совещаться нечего, а
если неизвестно—то и подавно (380 а—с). Другой вопрос
ο том, чьим советом нужно
пользоваться — знающих дело или своих близких (386 а—с). Но
на этот ложно поставленный вопрос в диалоге уже не дается
никакого ответа.
В «Сизифе» утверждается, что
давать совет может тот, кто знает данное дело, а не невежда
(387 b
— 389 d).
А если человек не знает дела, он должен его исследовать, т.
е. учиться (389 d — 390
b).
Кроме того, советовать — это значит знать будущее, а
будущего никто не знает. Следовательно, нельзя быть и
хорошим советчиком (391 а—d).
В «Гиппархе» же трактуется вопрос
о корыстолюбии, которое определяется по-разному (225 а — 227
а). Сначала указывается на необходимость рассмотрения идеи
любви к благу и различения между благом и злом (227 Ьс).
Тогда корыстолюбие есть любовь к прибылям (227
de). Но любовь к прибылям
бывает хорошая и плохая. Получается, что возможно и хорошее
корыстолюбие, и даже доказывается, что вообще всякая прибыль
хороша (232
be). Вообще говоря,
невозможно установить, что именно доказывается в этом
диалоге, ввиду сбивчивого нагромождения аргументов.
К этому же типу неподлинных
сочинений Платона мы отнесли бы диалоги «О добродетели» и «О
справедливости» .
3. Сочинения, которые более
или менее близки к подлинным произведениям Платона.
В «Эриксии» сначала утверждается, что богатство не есть
самое важное, поскольку здоровье важнее (393 с), но самое
драгоценное — это возможность судить о том, как лучше всего
вести дела свои и своих друзей (393 е). Следовательно, самый
богатый — это мудрейший (394 а). Он не нуждается в
приобретении богатств и отдельных видов знания и мастерства
(394 b
— 395 а). Даже тот, кто в этом сомневается, должен признать
только такое богатство, которое соединяется со знанием добра
и зла (397 а—е). Без этого и деньги бесполезны (399 е — 406
а).
В «Клитофонте» говорится сперва,
что справедливость есть установление дружбы в государствах
(409 d).
Эта дружба не просто единомыслие, так как нужно установить
еще цель этого единомыслия. Дальше говорится, что
справедливость есть умение вредить врагам и делать добро
друзьям. Но справедливость никогда не есть нанесение вреда.
Она есть мастерство, но неизвестно чего (410 b).
В «Миносе» ставится вопрос о том,
что такое закон. Сначала закон определяется как то, что
узаконено (313 b). Допущенная здесь тавтологическая ошибка в
определении не критикуется, а вместо этого приводится
рассуждение, что узаконенное может быть хорошим и плохим
(313 с — 314 е). Далее закон трактуется как выяснение сущего
(315 а). Но существующие об одном и том же законы всегда и
везде разные (315 а—е). Но что такое хороший закон, не
определяется, а вместо этого описывается законодательство
Миноса (317 d — 321 b), которое, с нашей точки зрения,
слишком условно, чтобы его считать наилучшим.
В «Соперниках» утверждается, что
философия не есть многознание (133 е — 135 d). Привлекается
вопрос о справедливости, различении добра и зла, софросине,
знании себя самого (137 с — 138 d). Этот диалог больше
других приближается к платоновской манере мышления, особенно
по вопросу о софросине.
4. Сочинения, весьма ценные
для характеристики Платона. Среди диалогов,
содержащих многие явные черты неподлинности, можно указать
некоторые ценные для понимания Платона. Такую группу
диалогов образуют «Феаг», «Алкивиад I», «Алкивиад II» и «Менексен».
Их мы касались выше, при характеристике раннего Платона.
5. Сочинения безусловно
неплатоновские, в которых благодаря виртуозной
методологии весьма искусно сплетается платоновское с
неплатоновским. В «Аксиохе» Сократ, который утешает
умирающего, говорит ему не только о бессмертии души, но и о
том, что смерть приводит лишь к нечувствительности,— это
эпикурейский мотив (365
de). Смерть есть смена зла
на благо и уход в эфир — мотив стоический (366
ab). Эти мотивы есть и
дальше в учении о зле жизни, о тягостях старости (366 с —
368 е). Смерть не имеет отношения ни к живущему, ни к
мертвому — опять эпикурейское рассуждение (369
be).
В заключение рисуется картина привлекательной небесной жизни
(371 с—е).
Эпикурейство точно так же, как и
стоицизм, имеет мало общего с платонизмом. Но автор «Аксиоха»
весьма талантливо пытается объединить эти три системы
философии. Получилось произведение, которое теперь
доставляет нам большое удовольствие своей
философсколитературной стилистикой. Несмотря на взаимное
отчуждение трех указанных философских систем, их объединение
в диалоге рисуется и убедительно, и даже красиво. Само собой
разумеется, что противоположность трех систем снимается в
наших глазах только благодаря высокой художественности
сочинения.
К этому же типу неподлинных
сочинений Платона мы отнесли бы еще «Алкиону». В этом
замечательном диалоге развивается идея взаимопревращаемости
всего существующего. Собственно говоря, такая идея
принадлежит вообще всей античной философии. Досократовские
мыслители, учившие о материальных элементах, всегда говорили
и об их сгущении и разрежении или об их легкости или
тяжести, так что земля, вода, воздух и огонь, а иной раз
даже и эфир обязательно превращались друг в друга. Это мы
найдем и в стоицизме и в неоплатонизме. И эта идея, конечно,
не чужда Платону и Аристотелю. Но в текстах этих двух
философов такую идею всеобщей взаимопроницаемости и
взаимопревращаемости можно найти только в результате
тщательного анализа текстов. Что же касается автора «Алкионы»,
то эта общеантичная идея дана у него в совершенно обнаженной
форме, в чистом виде и без указания связи этой идеи с
философией Платона. В конце концов от диалога получается
какое-то даже неантичное впечатление, поскольку античные
мыслители всегда пытались объединять непрерывное становление
с прерывными структурами бытия. Диалог написан с таким
блеском, что его можно считать одним из лучших произведений
античной философии вообще.
§ 2. «Определения» —
лексикографический итог всей философии Платона
1. Общая характеристика.
Среди неподлинных сочинений Платона есть одно, обладающее
большой историко-философской значимостью, о котором можно одновременно сказать и что оно совершенно неподлинно, и что оно
очень близко самому Платону. Безусловная неподлинность этого
сочинения явствует уже из одного того, что это есть словарь
платоновских терминов, в то время как ни Платон, ни его
философско-литературное окружение не могли ставить себе такие
абстрактнонаучные задачи.
..
С другой стороны, надо помнить, что
подобного рода лексикография началась уже с Аристотеля, который
в V книге своей «Метафизики» дает не что иное, как именно анализ
терминологии тогдашней философии. Но псевдоплатоновские
«Определения» составлены отнюдь не в стиле лексикографии
Аристотеля. Эта последняя представлена в нарочито
дифференцированнопонятийном виде, в то время как «Определения»
дают анализ каждого термина скорее в глобальном виде или с точки
зрения его семантики. Сейчас мы увидим, что высокая
историко-философская ценность «Определений» от этого не
страдает. Однако сделаем сначала общее введение к этому
трактату.
В «Определениях» предпринята попытка
дать сжатую формулировку 186 понятиям, охватывающим разные
стороны человеческой мысли и жизни. Все определения можно
приблизительно разделить по темам, связанным с бытием космоса,
божеством, вечностью, временем, судьбой. Главным понятием
оказывается «душа» с ее потенциями и ощущениями (зрение, слух и
т. д.), определяются также составные части добродетели (разум,
справедливость, рассудительность, мужество и др.),
многочисленные свойства человеческого характера (кротость,
скромность, порядочность и т.д.), нравы, взаимоотношения людей
(дружба, единомыслие, любовные влечения и др.), их общественные,
государственные, семейные, религиозные обязанности и, наконец,
такие важные понятия, как мнение и ощущение, знание, мудрость и
философия. Все эти определения никакому формальному разделению
не поддаются (и не перечисляются, как это бывало часто,
например, в сборниках сентенций, в алфавитном порядке).
Однако бессистемность определений
исчезает, если принять во внимание контекст произведений
Платона. Вполне твердо можно сказать: в «Определениях»
сформулированы те понятия, которыми оперирует Платон в своих
диалогах. Вся проблематика Платона и его школы находит в
«Определениях» законченное выражение, и с точки зрения
соответствия развитию диалогических тем и мотивов представленные
здесь понятия вполне поддаются упорядочению, обретая
своеобразную систематичность, и свидетельствуют о достаточно
продуманной логике мысли автора.
Каждое из определений, выходя за
рамки автономности, как бы обрастает идейно-художественной
плотью, составляя зерно разных типов диалектической беседы
главного платоновского героя — Сократа. Перед нами обобщение тех
понятий, к точной дефиниции которых стремится приобщиться Сократ
в спорах с софистами, и споры эти иной раз так и не находят
окончательного завершения и разрешения. Автор платоновской школы
пытается в «Определениях» прийти к неоспоримым формулам понятий,
вызывавших некогда в диалогах Платона бесчисленные словесные
прения и потоки красноречия их участников.
...
(из предисл. к указ.выше соч.,
A.Ф.Лосев.)
