Можно
говорить о трёх перспективах в
истории, собирающих её в одно целое,
- во первых, просматриваемом на научно-фактологическом
срезе, во-вторых, о срезе церковного
предания, раскрывающемся
Церковью в первой, светской истории и
тем самым рождающем Историю Церковную,
и наконец, о лично-умном ( греческий
оттенок смысла) её срезе ?
Это
история академическая, привычная
нам со школы, живущая в открытом
пространстве фактов, в которых все
историки максимально заинтересованы
именно как в фактах достоверных. Это
церковная История, т.е. история Единой
Апостольской Церкви, - Церкви, которой и
в которой в этой первой истории
хранилось и хранится сейчас (что делает
необходимым прямое обращение к ней
первого историка ) Истина
исторических путей мира и человека.
Здесь история нашла и несёт в
современной истории церкви человеку
слово Истины, Богочеловеческое Слово .
Здесь же, воспринимая это Слово,
читатель, верующий человек открывает
для себя жизнь, существующую на земле
как предание Церкви, которой и в
котором он живёт, смыкаясь в путях
церковной истории со словом Истины о
ней, и служа этим путям .
И это третья,
платонико-аристотелевская
перспектива, как с одной
стороны представление о самих
идеях, и самих идей ( "платоновская"
обращённость к самому вопросу о идеях,
о них самих по себе, об их ценности и др.
), а с другой стороны представление о
более-менее полной воплощённости
этих идей, о выраженности их в
вещах, в мире; т.е. представление о
сущностях, выраженных хоть-как-то, т.е.
хоть как-то материально, а не
бывающих самими по-себе только, т.е.
идеально.(Аристотелевская сущность.)
Платонизм - или аристотелизм
.
Обращение
внутрь того, что остаётся законченным
целым, в то, целым чего оно является и
как оно целым является . В то, чего - это
целое. Идея и смысл.- Платонизм.
Либо в то, как
это выражено, что выражено, в какой
среде окружающих выраженностей. -
Аристотелизм.
При этом мы
должны понимать, что в
действительности сколько-нибудь
строгого различения между
идеалистическим платонизмом, как
логически определённом оформлении
смысла в самом себе, и выражающим его
аристотелизмом, - выражающем эту
самость в другом, оформляющем её в
каком-то материале, - строгого ,
нелогического различия между ними, в
самой действительности, нет .
Что касается
христианства и того круга идей, того
умонастроения и "сердце-строения",
которые приносит в мир Новозаветное
Откровение - что в этом взято из
окружающего, а что явилось творческим
плодом собственного духовного
самоосознания христиан, подлинным
идеалистическим творчеством в конце
концов, то прежде всего надо указать
относительно второго на несомненный
платонизм, правда уже христианский
платонизм. Христианство тоже несёт
свои идеи .( А не только Путь и Жизнь…Последнее,
без Истины, задаёт традиционализм в
христианстве и только-то .)
Так, одна из центральных идей
христианства, пожалуй лежит на
поверхности,- это идея идеальной
жизни (мы формулируем категориально,
создавая понятие, и язык наш будет
стараться следовать за категорией, а не
ориентироваться в первую очередь культурно-
или ментально- однозначно, когда
создаётся знак для уже существующего
понятия, когда всё, в том числе очень
непростые категории, подчинены однозначности
языка), - кстати, идея эта, уже греческая
"насквозь", более знакома всем как
идея "совершенной жизни" - что есть
уже явная дань аристотелизму, - так вот,
эта идея звучит так:
Жизнь Христа
- идеальная жизнь. (Логическое
ударение на целом: идеальная жизнь как
целое. Как целая жизнь, вместе с
побеждающим смерть Воскресением
Господа из мёртвых .) Идея же, для того,
чтобы её воплотить, материализовать,
вобрать, выразить как свою собственную,
- ( и Аристотель бы добавил своё: и
вместе со всем этим ) - должна быть
узнана сама в себе, понята, целиком вся.
( и Стагирит бы прибавил: и понята со
всем и во всём своём воплощении…и
поскольку понята целиком - то и
воплощена до конца ) © Христос,
и, значит, вся жизнь Его, и значит,
подвиг Его на кресте, Крестная смерть и
Светлое Его Воскресение, должны быть
приняты, восприняты и вобраны сердцем и
верой. Это - а не мышление - идеальный
инструмент верующего .
Эта жизнь - Христа -
принята жизнью самого верующего, взята
его сердцем за образец,
с одной стороны онтологически
недостижимый, ибо Христос, прозаически
говоря, не я, не он и не тот вот
верующий, ибо Христос прожил , хотя и
отдав всего Себя безраздельно Богу и
людям, Свою собственную жизнь, а жизнь
верующего - всегда другая, только его
жизнь, его свобода . Это идея .
Законченно и ярко обрисовывающая
Христа в жизни верующего. (Можно
говорить о высечении ей в духе видения
Подобия Божиего в человеке, переходя в
духовную плоскость . ) Но идея "жизни
Христа как идеальной" жизни
позволяет соединяться, соприкасаться
не с Ним самим, но - с жизнью Его. Через
жизнь Его, в которой Он всего Себя
всецело и отдал Господу и людям, в
неизречённой любви Своей , мы
соединяемся с Ним в одном общем
Богочеловечестве. Поэтому, идея эта всё-же
воплотима ( онтологически соединяя
существенное в жизни Бога и человека ) ©
и воплощаема в самой жизни верующего.
Человек ( в
своей жизни, в идее ) идёт вослед за
Христом, и ему становится возможно
многое, с Богом, даже то, чего нельзя (
"нельзя" у нас в качестве принципа
человеческой ограниченности ) без Него.
( Можно говорить об образе Божием в
человеке как о мгновенно-живом видении
полного выражения Господа в этом
человеке ) Выражение этой идеи в
конкретной человеческой жизни, жизнь
уже по существу христианская и
полностью просматриваемая "здесь",
в быту, в материальном, в телесном, в
формальном, в знакомом, в ряду, - уже
аристотелизм христианства .Это уже
выразившийся в жизни верующего,
выраженный Христос, "понятый"
Христос - (или "откровенно-закрытый
для Откровения", что одно ) ,
катафатизм только, без всякой
апофатики, осуществляющийся так-то и в
том-то, то, что есть в христианстве де-факто,
то что в среде и среди мира . А не то, что
есть христианство по идее, вне мира с
его материальной, исторической ,психологической
и др. наличностями.© Идея, в
общем-то простой смысл, более-менее
ясна всем, но с её воплощением и
воплощаемостью мы не столько уже
говорим об идее, сколько об этих
последних, о до конца выраженных
сущностях, и в чём эти сущности
выразились . Не платонизм, а
аристотелизм . Касательно христианства
как жизни во Христе, в этом ключе,
встаёт вопрос границы мира,
обмирщённости. Предельной
обмирщённости от полноты
воплощаемости той идеи, той Жизни,
которая принимается за образец, но
которая воплощается в этом конкретном
мире. И это вопрос об аристотелизме ,
который может быть рельефно увиден и
рассматриваем только изнутри
платонико-аристотелистского отношения
в целом .
Исходная идея. Идея необходимого равновесия
платонизма и аристотелизма в истории,
как мера аристотелизма и предел любого
истинного бывания.
Комплекс вопросов . 1. В истории ,
вопросы аристотелизма и выраженности ,
видятся всегда в ином, конкретно-историческом
ключе, вне общей платонико-аристотелистской
перспективы .©
2. Две исторические конфессии
христианства - как два воплощения одной
идеи или как два воплощения разных идей
в христианстве ?
3. История обособившихся христианских
конфессий как разные аспекты единой
исторической перспективы - деятельного
служения Слову Истины о мире и человеке
.
Но рассматривают этот вопрос, об
аристотелизме, не так, вне отношения
его к платонизму. Ведь рассматривают
его уже в истории, поэтому всегда уже в
конкретной истории . И можно поэтому
говорить, что такой вопрос вообще не
ставится. А ставится, например, вопрос
обмирщённости, мира, в историческом
христианстве, например . Следуя этому, с
точки зрения Восточного христианства,
западное христианство видится более
обмирщённым, и в нём может быть
различена аристотеличность как окружённость- погружённость в мир,
а не включённость по существу своему,
в саму идею и дух подлинного
христианства, ( не платонизм).
Восточное христианство, в силу
самонадеянной самодостаточности и
нереакции на окружающее, нежелает
вовсе ни с чем считаться, кроме как с
самим собой, спекулируя идеей
враждебности окружающего мира, - ( здесь
уже мир не плоть, которую должна
преобразить или направить на пользу
осмысленным целям, -та или иная
христианская идея, в том числе и
главнейшая, идея совершенной жизни во
Христе, - но тут сама эта плоть, мир,
падшее человечество, становится идеей
и начинает наступать, двигаться
навстречу этой главнейшей идее ), - что
на деле выражается в самообмирщении.
И до поры до времени с точки зрения
другого, западного христианства, оно
вообще никак не воспринималось - нечего
было воспринимать . Как какие-то
смутные монголо-восточные спекуляции
над древними византийскими обрядами .
Ибо если Восток считает христианство
идеей, только ему данной ( на Востоке
говорят - переданной, говорят о
Предании своём как о чём-то гораздо
более важном подчас, чем о Писании ),
если его незачем поэтому воплощать, для
других, а значит и осуществлять во
многом ( родство с протестанской
духовной вялостью: на кресте Христос
уже всё сделал за нас, и мы спасены ) - то
тогда воплощаемость становится и вовсе
ненужной для христианства стороной.
Аристотелизм уже издали кажет себя
бездушной мертвячиной формализма, и
бурсацкой школьной муштры, крест на
него и подальше от него .
Идея же, истинная и единственнная,
нигде и никак не воплощена, её нигде не
видно, - " Есть ли она ?" - спросит
западный христианин, и всё ему тут
становится ясно . Незрелое, никак, ни
социально, ни научно-академически, ни
психологически, не выражаемое сознание,
идеал, ни на что не способный и ни на что
не годный, т.е. и на то, чтобы быть
идеалом .
Проблему мирского, таким образом, как-то
ставило и видело христианство западное,
не восточное. Для последнего её не
существовало - мир и мирское были
фобией, заклятьем и прочими поисками
чего-то самостоятельного в мире косной
материи, тогда как она требует от нас
оформления, но оформления не из неё
самой , а из единого Божиего замысла о
мире, открытого нам .( Чего стоит одна
русская демонология, широким фронтом
вползающая в русское православие,
впрочем, и западное христианство
сильно этим переболело, правда, то было
в средние века. На Востоке демонология
развивается, и сейчас чем дальше, тем
больше.)
Поэтому
сознательный аристотелизм западного
христианства рано или поздно, но
выводил к верному аристотелизму как к
верной мере - его и платонизма - в
истории .Чтобы научиться ездить на
роликовых коньках, как известно,
приходится поначалу набить множество
шишек на коленках. Приходится набивать
шишки - очень хочется научиться
кататься. Восточное христианство на
это "скажет", что шишки сами по
себе катанью не научают, и мальчишка
этот кататься не научился вовсе, отсюда
"выводы православного духовника",
что смотреть на это мучение нельзя,
чтобы самому не захотелось попробовать
заняться мазохизмом ...
Отнестись
же к миру, как к задаче, поставленной
кем-то и для чего-то, - на Востоке до
такой "постановки" мира как
насущной проблемы и качественной
задачи для христиан, - дело никогда не
доходило . Простое снятие проблемы
аристотелизма … Но парадокс в том, что
именно на Востоке, где, как будто,
выраженность идеи была не важна, ибо
ценилась наравне со всеми остальными
выраженностями этого мира ( боязнь
аристотелевского формообразования и
видение в нём неизбежного зла ), -
зафиксировали, застолбили единую
выраженность жизни верующих христиан,
единый обряд .
Обряд, зацветающий подчас от самого же
себя, а не от истоков того, чего и почему
он, собственно, обряд . Восток, особенно
остро всё это рисовалось в нашем,
новоимперском, заимствованном из
Византии, христианстве, т.е. в
православии , - сторонясь полной
идейной выраженности, застолбил эту
свою выраженность как единую и не
трогает - никак нельзя человеку. Это же
так естественно: построен ложный
объект, сохраняющий статус-кво церкви
по отношению к миру, удовлетворяющий
положению о принципиальной
обмирщённости мира и воспринимающий на
самого себя, в себе ту идею, которую
Запад распространяет на этот мир. Этот
ложновоплощающий объект есть обряд . И
всё, что с ним наравне, язык
богослужения, местные предания,
сложившийся в России 19 века Типикон,
всё - принимает Идею на себя. А мир Идею
на себя не принимает, и, с точки зрения
Православия, не должен воспринимать,
ибо "испорчен", по-этому и
стараться бессмысленно.( Уместно
напомнить здесь, что Христос - в мир
нисшёл, так что Он к нему относился как
видно лучше.) Естественно, построенный
ложный объект со временем далеко
отрывается от действительности, - сама
действительность однажды уходит из под
него, и начинает полнее и теснее
работать на образование, которое
подчас называет себя церковью .
Между тем
обряд не предел воплощения
христианской Идеи, а чистые стёкла
духовного символа, сквозь которые
современник живее видит, как живо
соучаствовать в общем служении церкви
и которые помогают в личной полноте
участвовать в регулярной жизни церкви .
И говоря об этой чистоте, необходимо
понимать, что богослужение может с
одной стороны быть лучше как большее
богословское выражение самой сути
богослужения, как богословская
выраженность, - с другой стороны как
более красивое, совершенное
богослужение, если отталкиваться от
категории эстетической красоты, а не
богослужебной адекватности , - и
наконец, как духовно более красивое,
что на поверку теснее смыкается с
первым, отталкиваясь от самой практики
богослужения, хотя вкус субъективно-общинный
вкус здесь оказывается наиболее
свободен, - и как более приближено к
временным, календарным и бытовым
особенностям той церковной общины,
которая служит, т.е. по-местная
адекватность .Но только первое
улучшение способно сделать обряд
обрядом, и проливать христианский Свет
как на стены храма, так и за них, в мир .
Остальные, без или вне учёта первого,
создают ту самую внутренннюю среду
воплощения Идеи, которая одновременно
не хочет и не может избежать
аристотелизма .© Между тем
материал для идеи невозможно создать,
он или есть, или его нет вместе с ней .
Обряд в
православии потому и неприкосновенен,
что неприкосновенен постулат "мир во
зле", перетекающий легко в смежный
ему " зло в мире", делая понятия
мира и зла © практически
тождественными . Ведь если обряд
расположен в порядке этого мира, тогда
он не важен, не нужен по существу, и
поэтому допустим любой, но тогда
достаточно первого же, проверенного .
Раз это форма, по самой идее
христианства, какой-то она всё равно
должна быть - пусть и остаётся всегда
одинакова и легкоузнаваема . "Боязнь
мира" и породила, и оживила эту фобию
- в построении единого
неприкосновенного обряда : не трогай,
ибо это движение от мирского к мирскому.
А не идеального к идеальному, чего
хочет и чем обольщается Восток . Обряд
для Восточного христианства - то, за
кого мы хотим принять такого-то
человека, ( раз уж он перед нами
предстоит), а не то, чем он является
на самом деле .
Но такое "застолбление",
наполняемое восточным платоническим
идеальным христианством всегда только
изнутри, обряда в виде "простой
формальности", на деле, (т.е. как раз
на аристотелевском опыте ) приводило и
приводит к аристотелевскому положению
"вся сущность выражена, помимо
выраженного её нету ( для нас,
исследователей )" . Ведь восточный
обряд столь громоздок, местно-национален,
полисимволичен ; подразумевает в своём
познании ссылки на самого себя, а не
прямые ссылки к Идее, которые бы и "обмирщили"
обряд, и упростили . Люди в церкви, т.о.
заняты системой обряда с системой его
символов, этот обряд изъясняющих, а уже
параллельно выстраивается перспектива
Идеи .
То, что
православный обряд столь своеобычен и
ажурен, имеет свои очевидные причины:
консервация выраженности во многом
обернулась провозглашением любой
выраженности.И бегство от
аристотелизма обернулось глубоким пленением
у него .
Вместо ощущения или во всяком случае
стремления к равновесию платонизма и
аристотелизма, - на Востоке, живущем без
всякого внутреннего "кронштейна", чаше весов даже не на
чем было поколебаться: здесь долго не
могли назвать, выразить то, что мешало
этому равновесию: обозначить границы обмирщённости как богословскую
проблему . Но теперь это назрело и
обозначило себя и на Востоке в том
числе. На Западе же, в христианстве
выражали стороны подчас и менее
глубокие, и более близкие и внятные
народам Европы, рядовым и нерядовым
верующим, мирянам и клирикам, но
неотступно и усидчиво там добивались и
доискивались плодов, результативности,
ощущительности благодатной помощи и
промыслительной заботы Божией о
человеке .
С
обращением и вниманием к греческому
богословию, за его свежим прочтением,
этот несомненный аристотелизм
Западной церкви может получить и уже
получает в современном католичестве
должную платоническую завершённость и
основательность последней
богословской высказанности о том мире,
"обмирщённость" которого для
западного церковного человека столь
психически органична и так же
энергично-органично преодолевается в
истории Западной церкви и своей жизни .
И платонизм, и аристотелизм входят в
экуменический диалог обеих сторон
органически, на церковно-историческом
уровне жизни Предания в церквах
Западной, Восточной, Единой .
Но
если всегда в церкви умные глаза
созерцателя есть дар Божий, то разве не
такой же Божий удел и дар, работа с
миром, в миру ? Но тогда служители
современной миссии в Восточной церкви,
на обширных территориях Московской
Патриархии в том числе, нуждаются не
столько в мистиках священнобезмолвия,
сколько в хорошо организованных единых
миссионерских структурах,
катехизических и благотворительных
институтах и других хорошо выраженных,
воплощённых в современный социум
церковных институтах. Традиционно, в
православии не очень любят такие
образования. Не очень их в православии
поэтому и знают, и знали .Даже
собственные традиции миссии ХIХ века в
большинстве не известны .
И всё-таки,
от движения Православия по пути миссии,
в перспективе можно было бы ожидать
даже больших результатов, плодов на
пути соединения платоно-аристотелевского
христианства наконец в одно целое, чем,
даже, от наблюдаемой нами сегодня "звезды"
литургического богословия, восходящей
для Запада - на Востоке, т.е.
наблюдающегося теперь движения
западной церкви навстречу восточным
молитвенным традициям, созданным в
восточном монашестве, ( движения, уже
переросшего форму простой культурной
заинтересованности, когда можно
говорить о движении ), в рамках диалога
и заинтересованности части западной
церкви Восточным преданием . Ибо,
внутри этого "обоюдоострого движения"
к платоно-аристотелистскому целому,
Западу, согласно его церковной
конституции и его преданию, здесь
требуется богословский гений, фигура
недюжинного созерцателя, или даже
несколько таких фигур, способных
сказать Слово, богословски уточняя
католические гипотезы о церкви, в
церкви, высветив платонически
христианский Свет в жизни западной
церкви и с этим в Церкви .
Действуя всегда опытно, не торопясь, но
замечая плоды,© нельзя на
Востоке пассивно ждать, что на Западе
произойдут обширные догматические и
богословские перемены уже сейчас, но
если на эти рельсы ставится целый поезд,
он до них рано или поздно докатится -
важно, мешаю я этому сейчас или
напротив, помогаю, и не окажется ли так,
что когда этот поезд плавно понесётся
по этим рельсам из ставшего здесь места
пуста, я не пожелаю вскочить на его
подножку ?.. Есть человек, папа Иоанн
Павел Второй, в силу своего служения,
стоящий во главе Западной церкви, и
стоит во главе не столько формально .
Его фигура привлекает много хорошего в
современном католическом богословии ,
и он ли, либо кто-то другой станет новым
Августином для Европы, авторитетнейшим
толкователем актуальности
Божественного Слова, вопрос. Скорее,
учитывая возраст папы и специфику его
богословских интересов, второе .
Поэтому
от движения современного православия
по пути миссии в перспективе можно было
бы ожидать огромных результатов,
плодов соединения плотино-аристотелевского
христианства наконец в одно целое,
результатов даже больших, чем
наблюдаемое теперь литургическое
влияние Восточной церкви на западную
внутри диалога западной церкви с
восточным преданием . Трудности же и
сопротивление истории в этом мы видим в
событиях, имеющих место в современной
церкви России . Какие препятствия
православной миссии приходится
преодолевать, прокладывая дорогу к
людям .
Одна община миссионерского типа
выброшена из храма , - правящие иерархи -
не желая такой нацеленности на миссию в
среде православных - всё сделали, чтобы
разогнать общину вовсе ©- (семьдесят
семь раз они не создавали того, что
семьдесят семь раз пытались разрушить)
- на её примере все церковные
сообщества и общины запуганы и
упокоены, храмы же, не гнушающиеся
экуменического служения и не носящиеся
с национальным преданием как с
писаной торбой, постепенно подчиняются
силе: им поставляют сверху
специально выбранных для этой цели
"настоятелей", не говоря уже о
мерах экономического воздействия на
приход, куда более лёгких, о интриганах,
способных накалять нервную атмосферу
сколь угодно, ввиду возможности
продвижения по службе, хотя и касается
и церкви самой. Можно сказать и о всегда-то
вырывающейся навстречу Свету мирской злобе,
как из осиного гнезда на мирного
прохожего в лесу устремляется рой,
когда он случайно оказывается
поблизости во время маткования..
И это, как мы с горечью отмечаем,
естественно. Мир противится .
Сопротивляется . Он, люди, человек мира,
противится, закрывается от истинного
света, внезапно озарившего его лицо -
так внезапна и наша только-только
нарождающаяся православная миссия .Проливается
этот Свет Истины, Слово Божие, Церковью,
и в мире, и в истории, и в Предании, и в
жизни .Мир противен Христу был всегда, и
он не примет Его. Ибо Царствие Божие не
от мира сего, здесь же границы, разлад,
непонимание, здесь грех и здесь смерть.
Но любой миссионер меня перебьёт в этом
пункте : "Не-жизнь - но уже и не смерть
! Ибо она уже побеждена Богом, так
возлюбившим мир, что Он послал Сына
Своего Единородного, Который ,
родившись от девы Марии, воспринял т.о.
на Себя человеческую природу, всю,
кроме греха, и теснейшим образом войдя
в человечество - взял на Свои плечи
крест и пострадал за наши грехи, - она
побеждена Богом, воскресшим Богом" И
будет прав . ©
На
Востоке, и здесь, в России, с Божией
помощью, рисуется в будущем какое-то
развитие миссии и миссионерских служений. Это
неизбежно, если церковь не хочет
превратиться в тайную секту со своим
набором понятий и вне-исторической
ориентацией . Апокалиптики,
дожидающиеся последних времён
человечества, которых в церкви в 90-е
годы в России стало много, ещё
откровеннее будут подсовывать любые
палки в итак уже не слишком смазанные
колёса Миссии, на наших-то исторических
ухабах . И это неизбежно .
Но
даже в России, в историческом
православии, возникнет и возникла уже,
заинтересованность разными людьми, и
заинтересованность отсюда уже разным.
Открытие в них истинного величия
христианской Идеи. Появление больших
ревнителей христианского служения .©
Можно ожидать и лавинообразное
накопление духовного опыта миссии и
совместного труда в мире ради Бога . (
Когда мы фонариком освещаем тёмный
угол, мы с интересом замечаем, что же
там. И мы замечаем, что же там на самом
деле было, что есть там в настоящем
Свете истины, - именно поэтому можно
говорить и о философском пробуждении в
России как восточно-христианском
европейски-ориентированном
государстве ©: появляется
новая, другая, западная среда, и этой
среды много. Множество тёмных
новоевропейских углов, куда с нашим
фонариком ещё не ходили, потому что не
знали ни об этих углах, ни о том, как там
ждут нас - а не фонарик . )
Восточная и западная ветви
христианства должны будут, хочется
надеяться, перейти к восполнению у себя
платонизма аристотелизмом и наоборот,
в этом открывающемся в истории церкви
диалоге их исторических конфессий .
Приходится ожидать на западе не просто
богословских титанов и одновременно
крупных деятельных фигур, но - сильных
духовных личностей, духовно интереснее
и плодотворнее станет жить и в
восточной церкви . На Западе - Слово,
сохранённое на Востоке, должно
подняться на удивительную высоту, с
которой Свет Истины Христовой просияет
для многих и многих людей, и может быть
эта очевидность, сила, и правда Божия ,
этот Свет - миру, в последний раз
осветит Лицо исторического мира как
лица, как Лики, - во всей исторической
определённости каждый человек тогда
сделает свой выбор в истории, и в
последний раз просияет в мире - Свет, в
последний раз перед концом мира и
концом истории. На Востоке -
деятельность . На западе воссияет
истинный идеальный свет, новая
платоническая идея . На Востоке -
аристотелевская сполна выражающаяся в
истории, времени, материи, Сущность .©
Платонизм и аристотелизм поделены и
как
будто разделены. Но разделены они не
так, как считают здесь, на Востоке, само
это разделение заметившем: Запад
аристотеличен, Восток платоничен. Нет .
Они не разведены в разные стороны, а,
необходимые для человеческого бытия, по
разному соединены - и здесь, и там.
Примечания
1) Вот пример "перетекания"
платонизма в аристотелизм.
2) Онтология в моих работах
понимается не в первом, школьном
значении "учения о первоначалах",
а в другом, современно-формальном и
менее принятом значении "что есть,
что дано, что наличествует."
3) Мы говорим не об идее христианства,
а,
меньше и корректнее, о том, что идея
образцовой жизни во Христе , в жизни
верующего, так, идеально,
платонистически-аристотелистически, и
распознаётся.
4) Ткань истории мистична, мифична ( что
это - это - что для меня есть ),
а не логична, не раздельна, если мы
видим в истории живую жизнь и живую
связь событий, а не сухой остаток
отдельных событий, образовавшийся в
лабораторных колбах хронографии как
нечто отдельное. Поэтому вся
внутренняя "логика" истории - есть чудо
бытия. И повинуясь именно этому чувству,
"этой логике", всякая умная
перспектива - историей обязательно
будет превосходиться. Превосходиться
самим бытием. Но мы взялись говорить об
истории, слово же раздельно и значимо
всегда.
5) Хочется отметить, что говоря о
христианских идеях, о идее
христианства, мы не ставим здесь задачу
именно так определять сущность
христианства, платонизируя или
наоборот, формулируя его идейно, совсем
нет. Мы выделили одну из них в
христианстве, для того, чтобы в
указанном выше трояком историческом
свете взглянуть на неё.
6) Де-персонализируя понятие "зла",
или, наоборот, персонализируя "мир".
7) Обычно говорят: "Различая плоды."
Плод же, если добрый, всегда уникален.
Поэтому замечая плод, мы его по
сути и различаем - а не заняты
голым сличением с формами вокруг.
8) Имеется в первую очередь ввиду
православная община миссионерского
типа отца Георгия Кочеткова, хотя и
некоторые другие события второй
половины 90-х годов ХХ века в жизни
церкви, в результате которых чего-то
добивающихся и что-то в Духе
православной миссии уже добившихся -
православных пастырей изгоняли или
смещали со своих духовно-пастырских
мест.(Тот же о.М.Багин, которого
сместили из храма за перехлестнувшую
рамки проповедническую смелость ; или
дело с расправой над священниками г.Алма-Аты,
придерживающихся "про-кочетковских
настроений" и др.примеры. )
9) В этом Свете истинного Благовестия
Христова - ближайшее будущее западного
общества. Благодать Света, должная
пролиться на замутнённые миром очи. Не
радость - а высокая печаль о горнем
может загореться в этих очах.
10) В самом назывании Господа, -
в
христианстве: Христос, - есть более
важное человеку и человечеству, чем
заявление и приглашение к право-славию
Бога. В первом случае центр
христианства, Богочеловек, как бы
выносится вперёд, перед человеком. Во
втором же , видимо в силу восточной
апофатики, Кого собственно славят,
вовсе "выносят за скобки, со знамени",
но предлагают идти за ним вместе.
Совместность людей в Церкви и таким
образом Церковь в последнем случае
объявлена уже в имени. Но для кого это Имя
- для самих себя ( восточный акцент на
тайну, закрытую вовне и открытую
внутри, платонизм), или для тех, -
кто вне, кто нуждается, кто в так или
иначе в отрыве от Господа (западный
акцент на миссию всем, в том числе себе
самим, аристотелизм). Хотя в общем
и то и другое - одно. Ведь невозможно
неверно славя - славить Бога, однако христианство
заявляет и объявляет - цель,
тогда как православие - средства как
цель. И в
последнем мы не зря усмотрели
платонизм, ведь тут обнаруживается
общая, греческая ли, или иная
самобытная восточная, уверенность в
том, что у верующих цель -
тождественна её средствам . То
диалектическое целое, где жизнь и
средства и есть цель - поэтому на
знамени обозначены средства. (Правильные
средства.= Право-славие.) Так,
избыток платонизма в Православии,
перекрытием цели средствами-целями,
приходит к обмирщению этой конфессии. А
"мирской", социально-активный
аспект латинства ("вселенский"
акцент западная церковь и водрузила на
своё "знамя"), и например таких
серьёзных протестанстких церквей
запада, как англиканства, лютеранства, -
позволяет всё время держаться главной
цели. Её в таких условиях легко утерять,
что не может не вызывать сильнейших
духовных личностей, судеб и ценнейшего
опыта.
11) Для верующего истина почти жива в
восприятии чувства истины, лишь бы
была среда для этого чувства, в чём жить
и кем жить, лишь бы была духовная пища.
12) Здесь не делается тождества
личности
с сущностью, просто мы говорим об
аристотелизме, с его сущностью.
@М.Кошкин.2000.
