|
Круговорот
природы как образ мысли
по поводу одной лекции,
Рудольф Штейнер, " Мистерии летнего и
зимнего солнцестояния ",
журнал " Воспитание к свободе ",
1993/4, альманах вольдорфской
школы
1. Случай доктора
Штайнера: последний пантеист.
Лекция Р.Штейнера
о солнечных и зимних мистериях
производит двоякое впечатление.
С одной стороны, с точки зрения научной
добросовестности, ориентированной на
европейский естественно-научный и
культурный уровень Штейнер
переигрывает таких современных
популярных для его времени писателей-эзотериков,
как Елена Блаватская , например,
работавшая на параллельном
позитивистическом фронте ( мы и впредь
будем задаваться целью расставлять
хоть какие-то философские "буйки"
в этой каше "закрытого-открытого
Знания " ), и представившая в своих
книгах "Изида без покрывал" и "Тайная
Доктрина" на суд ещё не посвящённого,
но каким-то образом "созревшего
эзотерически" к посвящению в
результате особенной, личной работы с
текстами, читателя , своё учение о мире,
и о месте в нём человека.
Но подобных подобной мадам, теософов,
Штейнер переигрывает сразу же тем, что
пишет и думает лучше по-европейски,
общедоступней. Не кутаясь в
бесконечный ряд непроверяемых и
провозглашаемых при этом
авторитетными , восточных текстов и
буддийских символов, он не занимается
бесконечным перебеганием из одного
культурно-ориентированного поля
понимания, внимания и ценности в другое
и обратно, - позитивистский буддизм и
"пробудженый от сна" в сон
европейский индивидуум последней
трети ХIХ века , как госпожа Блаватская,
все свои начала и концы уводящая от
читателя в тайну, отделённую вечностью
и пространством, тайну вечной традиции
посвящения в истинное знание,
пребывающую на востоке и поэтому
получившую восточный культурный окрас
и статус "здесь всё по другому - здесь
климат иной…", как пел Высоцкий по
другому поводу . В буддизм,
который только начинал существовать в
сознании европейца, это 70, 80-е годы,
серьёзно .
Показательно,
что буддизмом занимались и открывали
его поначалу учёные, уже многого достигшие в
других дисциплинах набирающих темп
наук. Так, Макс Мюллер гораздо более
известен как лингвист, русский Ф.Щербатской
( но это уже начало ХХ века ) полностью и
вне буддизма и в самом буддизме
сосредоточен на логическом аспекте. Т.е.
"восток", как некий слащавый и в
то же время испытательный путь ( или
"срок"), притягивал к себе
учёных самого разного диапозона и
области Культуры
Продолжая
сравнивать этих деятелей теософии,
далее, мы должны отметить, что Елена
Блаватская строит своё знание вширь, в
космос,от читателя, тогда как Штейнер
пытается "всунуться", войти в
человека, и в узком смысле этого слова,
втиснуться в организм человека,
позитивистский антропоцентризм своего
рода. В эпоху, когда анатомия была на
переднем крае науки, когда в организмы
всматривались всё пристальнее через
всё более и более мощные микроскопы, с
тем же вниманьем к жизни, что древний
мистагог или лаборант-алхимик Просвещения .(
для нашей лекции вполне
естественен стиль: " …поняв
индивидуально органы, переходим к
пониманию вселенной…" ), когда
кажется - срежем ещё одну ткань,
посмотрим - и увидим поразительную,
многое разъясняющую отгадку, сверх-вещество,
сверх-ткань, источник живого, - теософия
перешагивает через всё это в макромир,
к Космосу и эпохам. .
Блаватская говорит о эонах, ( о
качественном космосе, эпохах
эволюции), в которых развивается и
эволюционирует ( т.е. живёт читай
полноценно ) только избранная часть
посвящённых, уготавливаемая к новой
ступени эволюции человечества , в новых
рождающихся на свет людях, способных
принять и воспринять предназначенное в
этой эволюции… Блаватская словно
заворожена этим словосочетанием, ещё
не набившим культурную оскомину в ХХ
веке и и не протёршем штаны безвкусия
на целой эпохе "религиозно-теософического
вопрошания" в России и Европе, она
его повторяет к месту и нет: "Эволюция
человечества, эволюция человечества…"
Малая часть идёт, так сказать, в
авангарде всего прогресса
человечества и человеческого, от его
тёмного, чёрная точка в круге, хаоса, к
чему - к счастливому будущему для
избранных ? И пафос этой цели, полностью
разоблачённой ХХ веком, перед лицом как
раз всего человечества, у неё велик . У
неё, в веке девятнадцатом. Блаватская
пишет о РАСАХ. Будучи человеком, всё-таки
достаточно здоровым, она десятками
страниц оправдывается в
неестественности своей позиции:
выдавать тайну - толпе, т.е. разоблачать
тайну; скрывать источники от проверки
читателя, которому она так сильно в то
же время доверяет, что открывает ему
тайну знания и пути, но в то же время
твёрдо и честно, гордо - заявляя своё
положение: я - посвящённая, делаю что
могу и что должно. Не могу открыть всего
! И вот вам - сейчас, после стольких
десятилетий мучительного разброда
психологии, религиозного и научного
опыта в человеке, уже на рубеже нового
столетия, очень хорошо видно, что это ни
что иное, как объявление игры для
читателя : "Знаю, но всего не скажу,
вот правила…" После игры вокруг тайн
тамплиеров-розенкрейцеров, в романе
"Маятник Фуко" У.Эко, это ещё
заметнее, слишком много он там цитирует
подлинные эзотерические тексты .Убедил.
Например такой пассаж у мадам
Блаватской обычен, среди совершенного
неумения писать на русском языке, не
говоря о стиле, - эти тексты все видят,
но никто не обращает на них внимание…,
или о том, что тексты везде уничтожены,
но в своё время мир узнает о них.
Смотрите например введение к первому
тому "Тайной доктрины", речь идёт о
некиих открываемых миру Станцах Дзиан.
Елена Николаевна как будто на дрожжах
"разбухает" от собственного
пафоса игры в счастливое будущее всего
человечества, отдельный человек
потерян где-то в случайном и неизбежном
роке, в колесе сансары, и не он её
интересует, а свалившаяся на голову
европейцам разворачивающаяся игра в
тайные знания и секреты Востока.
Напротив, у Штейнера мы сразу замечаем
микрокосмический центр, человеческий
космос, а не макро-охваты всего и
заданность всего. У Штейнера мы
замечаем более или менее, но
европейского читателя, пусть атеиста,
верного сына своей эпохи, с предельными
религиозно-популистской и
цивилизационной установками. Штейнер
выстраивает хоть и не систему, но
целостную картину - иногда с признаками
системности всё-же, в своих взглядах
старается держаться
непротиворечивости, почему и
заинтересовывает.
Талантливое наблюдение всегда
заинтересовывает, но в гуманитарных
нарождающихся науках обобщения
слишком разрушительны для отдельных
зорких замечаний, и систематичность
Штейнеровских выкладок многое
вытаптывает, особенно если учесть
бросающуюся по сравнению с нашим
временем недоразвитость точных наук и
постановок задач в этих науках, бок о
бок с которыми Штейнер всегда
старается двигаться. Кроме того, сам
дух популистики, вьевшийся в про-психологические
штудии иррационального в конце
нацеленного на цивилизационную и
культурную добычу, ХIХ века, во время
почти полного забвения Бога ( хотя
назовите мне время большой веры в Бога -
средние века ? Государственная религия?..)
- когда на эту тему нормальному
человеку никак невозможно было
заговорить серьёзно и уж тем более
научно и доказательно, - заставляет
Штейнера формулировать те или иные
положения с замечательной долей
небрежности. Так, может быть он считал
статус своей лекции не достаточно
научным, аудиторию - публичной, но решил
не указывать, откуда берёт именно такие
представления о мистериях, не указаны
научные имена и работы, то окружение в
науке, среди которого имеет право на
существование данная работа. Нет
библиографии. Но дело в том, что
Штейнеру этого и не надо, для него это
тоже всё-таки не наука, а эзотерические
истины, которые или - истина, или -
извините. Что заставляет говорить о нём
не только как о учёном, но скорее и как о
писателе-фантасте, психологе-наставнике,
т.е. об антропософе, пишущем на
общепонятные темы так, как его способны
воспринять в этом "общем людском
понятии", и воспринять положительно,
принимая и научаясь, "здесь-и-сегодняшние"
читатели и почитатели. Осанку мэтра за
его работами следует замечать.
Не имея
более ни желания, ни возможности
заниматься общей характеристикой
творчества Штейнера, в общем
сопоставлении его с контекстом той
эпохи, в которой он жил и творил,
обратимся к тем конкретным местам его
лекции, которые как характернейшие
нуждаются в анализе . Эти-то моменты
характеризуют и стиль самого Штейнера,
и антропософию в лучшем и целом
варианте её, и обыденные представления
и тревоги мещан своего времени .
2. Голгофа как одна из мистерий
человечества.
Лекция Штайнера ( или Штейнера, но "Штайнер"
точнее…) как лекция производит очень
выгодное, целостное впечатление. Так,
она практически непротиворечива, и из
её скромных посылок высвечиваются
далёкие и естественные перспективы,
для всего мироздания в целом. Можно
даже составить общую "карту" мира
в пространственно-слойных и календарно-временных
деталях. Забегая вперёд, дадим ей имя: мистический
пантеизм. Или просто пантеизм, но
с поправкой на то установление
последней духовной реальности в
природу и из природы, которая уже в
наши дни позволяет относить Гёте, с его
высказываниями о природе и подражании
природе в художественном творчестве, с
его учениями о цвете, звуке,
метаморфозе растений, и другими
высказываниями о природе, достаточно
прочесть "Разговоры с Гёте"
Эккермана, - к числу гилозоистов .(1)
Мистерии,
совершающиеся в Азии ещё до основания-созревания
христианства, как пишет Штейнер, - это
летние мистерии. "Их
средоточием было то, что связывало
человека с процессами, происходящими в
земной жизни летом" . И здесь
важно и то, что в земной, и то, что летом.
Что же это за " период
эволюции человечества, предшествующий
мистерии Голгофы", предлагает
повнимательнее прислушаться к своим
наитиям доктор Штайнер .
( Весьма
показательно для европейского
поверхностного ощущения христианства
говорить о Голгофе - или о Рождестве, а
не о Пасхе Христовой. Качественное
изменение происходит не от ветхого
человечества к новому, в Пасхе
Христовой, вечной радости, пришедшей в
мир и говорящей теперь сама за себя, - но
от древних мистерий до-христианского
человечества к новым Мистериям
человечества "пост-христианского",
христианского мира через мистерию
Голгофы: здесь нету Голгофы, креста, и
поэтому нет христиан, нового
человечества. Здесь есть одна бывшая
Голгофа , Голгофа Христа как этап
эволюции .
Штайнер пишет, что
среди тех, кто участвовал в древности в
мистериях, обнаруживается "инстинктивное
ясновидение", проявляющееся " в
известных состояниях сознания между
глубоким сном и бодрствованием".
Люди прозревали " в духовные миры,
откуда человеческое существо
спустилось на землю в своё физическое
тело". ( Кстати, это известный
спиритуалистический контекст, т.е.
попытка взглянуть на душу, или "истинную
душу", как на тело - как на другое тело.
Отсюда множественность тел у спиритов :
ментальное, эфирное, астральное,физическое.
По сути, это возведение души в тела,
оформление неоформляемого,
умирщвление духа, который не от нас в
этом случае к счастью, и потому живее
этих опытов ; но в них он есть, и какой-то
опыт так или иначе имеет место.
3. Штайнер о "мыслях"
первобытного человека.
Шейнер пишет, что древний "
человек видел духовно-сверхчувственный
мир в образах, напоминающих сны, хотя
это и не были сны" . И, как для нас,
сны сотканы "из
жизненных впечатлений , так и для людей,
обладающих древним имагинативным
ясновидением", это было "выражение
скрытого за миром физическим".
Штайнер итожит: "
первоначально дух, мир ооткрывался
людям в образах". ( В конце ХIХ
века для стремительно становящейся
психологической науки под "образом"
понималось всякое психически-значимое
представление о мире, такое
субъективно-значимое ощущение, за
достоверность которого мог бы ручаться
сам субъект ощущения-восприятия: он -
воспринимает. Образ - воспринимают,
восприняли. )
То, что пишет
Штайнер дальше, займёт у нас чуть
больше времени, ибо то, что и как он
пишет о мыслях, требует специального
внимания. Что он называет "мыслями",
можно ли вообще так думать и говорить ?
Ведь сама фраза: " не следует думать,
что эти люди… не имели мыслей" как
будто сказана не на том языке, не так
или не по адресу. Это не дискуссия
психиатров, не рассказ млекопитающим о
млекопитающих, это речь, которая должна
быть осмысленной сама по себе.
Давайте "представим" теперь, как
это возможно - не иметь мыслей.( О том,
что мысль есть акт, говорит такой
простой логический ход: не имеете что ?
Мысли. Какие , - о чём ? Не могу знать.
Может быть, это и не мысли вовсе тогда?
Мысли. А что вы имеете, когда вы не
имеете мысли ? Я имею мысль о том, что я
не имею мысли, я не хочу их иметь. Чего
вы не хотите ? Я не хочу хотеть мыслить. )
Допустим, я вижу стенку перед собой.
Возможно два варианта "виденья
стенки" - или я сознаю то, что вижу (перед
моими глазами стенка ), или не сознаю
того, что перед глазами ( сознание
занято другим ). Первое будет
нормальная сознательная "деятельность"
видения, рассматривания окружающего,
второе - ненормальная деятельность
видения, но зато нормальная
деятельность иных сознательных
функций, как-то функций размышления
например, задействующей другие
сознательные центры.
Но скажите, разве в первом сознавании-зрении
я не вижу то, что есть на самом деле,
стенку ( это есть формула сознавания -
что есть на самом деле ) ? Но тогда я не
сознаю, моё сознание ненормально, я
болен - ведь как раз на это я нацелен:
видеть то, что есть.Что видимо. Я же
говорю о нормальных функциях. А тогда, -
я знаю, что это стенка ? Знаю, это
обыкновенная зрительная информация. И
поэтому не пойду насквозь. ( Может быть
мы поэтому не древние мисты, что
полагаемся на то, что видим нашими
глазами ?..)
Но позвольте,
значит я мыслю - и мысль, что здесь
стенка - пришла в голову не человеку, с-эволюционирующему
в будущее, а мне, скромному психо-моторному
целому…И если древний люд не
воспринимал того, что есть, что было, т.е.
не имел, простите, правильных мыслей об
окружающем, как он ориентировался в
коварном и враждебном мире ? Препоручая
всего себя в руки языческих сил,
распирающих его страстное тело ? Мы
увидим, что к этому и подталкивает нас
доктор.
Если и так, то почему, не имея
правильных, верных мыслей об
окружающем, - человек видел и чувствовал так,
как он видел и чувствовал, как
чувствовал , по Штайнеру, всякий
древний человек ? ( Если древний человек
в чём-то и как-то сбылся, проявился, он
знал-имел представление-видел как
сбываются и как проявляются в этом мире
) Не предполагать же, в конце-то концов,
что больное, неадекватное миру и тому
что есть в мире, сознание, и явилось
причиной истории и всех проблем
древнего человека от языческого культа
до плохого"характера" - тут мы
оказываемся в самых дебрях современной
психологии ,общей психологии сознания
и характера, а именно к пониманию того,
что такое норма, адекватность
сознательного восприятия со всеми
экскурсами на эту тему в становление
древнего человечества, которые были
предприняты в нашем веке, от Леви-Брюлля
до описаний Мирчи Элиаде. Ведь что
пишет Штайнер ?
Что
эти мысли люди " приобретали …иначе,
чем современные люди…современный
человек оформляет свою мысль путём
внутреннего усилия…древние люди по
другому - они тоже совершали это усилие,
но всегда в связи с образами, которые
отражали для них духовное бытие. Вместе
с образами к ним приходили мысли. Можно
поражаться (пример бы - Г.М.) )
силе и блеску их мыслей, но мысли их не
измышлялись, они приходили как
откровение. Знание было образным, а
вера базировалась на знании. В
Мистериях же наука,искусство и религия
были нераздельны…"
В последнем
утверждении сомневаться не приходится,
это можно даже принять как общее
определение того, что такое Мистерия, -
отождествлённость в обряде научного,
эстетического и религиозного опыта , а
что касается огорода, в который
забрасывается камень "образного
мышления" привычным движением бойца
с рациональной повадкой, это опять и
опять европейское знание,
развивающееся якобы "само в себе",
теоретически, и в ХVIII и в ХIХ веке.
В конце прошлого века
возникло прочное ощущение контраста
между развивающимися технологиями и
наукой и окончательно заблудившемся
человечеством, для которого они и были
собственно рождены на свет, между
прогрессом - и человеком, между
цивилизацией и культурой. Всеобщим
жупелом исторической ненависти
становилось у всех на глазах поэтому
самое отвлечённое от обычной
человеческоё жизни того времени,
явление, самое не состыковывающееся с
устанав-ливающимся атеистическим
мещанством,явление, - философия как
наука и философия спекулятивная,
немецкая особенно, Гегель. На неё
источались ядом весь конец и начало
века, на неё же сбрасывают почти всех
собак в современной пост-советсткой
РОССИИ, связывая её с Марксом и тем
марксизмом, которым давились в СССР на
протяжении 50,70 лет, и кажется
подавились. Сейчас, в ситуации
прокашливания открошек ненависти к
немецкой философии, любая философия
жизни и позитивизм конца ХIХ, растущие
на тех же дрожжах, у нас прививаются
заново и с большой лёгкостью:
психологическое разнообразие методик
в иностранном вкусе, интерес к Востоку,
синкретизм и популистика в религиях,
"умный" атеизм… Но если мир куда-то
идёт, вперёд ли, назад, - Россия всегда и
верно идёт назад, "вперёд" она идти
уже не в состоянии.
Возвращаясь к тому,
что Штайнер называет ( понимает ли ) -
"мыслями", зададимся вопросом :
помимо образной вовлечённости в
окружающее, помимо "личной,
неспекулятивной"
заинтересованности в целях своей
деятельности, помимо следования
природе (смотрите, что пишет Штайнер о
Гёте ), было ли у древних ещё что-нибудь ?
- Нет. И не могло быть, это и есть
нормальная умная жизнедеятельность.
Люди пытаются достичь - достичь своих
целей, они отвечают за своё поведение в
достижении этих целей тем, достигаются
они на самом деле, или не достигаются.
Они - мысленно - просто не в состоянии
выделить мысленную сферу ( и как
мысленную, и как целую сферу ), из всего
этого.
Ну не возникло пока таких ( "сферо-мысленных"
) целей, вот и не выделяют ! Вот греки,
всё-таки до Мистерии Голгофы, раз это V
век до н.э. - эту сферу выделили - сферу
умного, сферу мышления, нуса, ведь
известно речение Парменида о тождестве
мышления и бытия, за 2000 лет до Декарта и
Гегеля, - куда уж полнее её выделять ? Но
греки, умные греки,повидимому одно, а
вот толпа, масса , посещавшая зрелища,
олимпийские состязания,нуждающаяся в
языческих требах, Дионисийских
радениях и мистериях, другое, и
Штайнера ин-тересует как раз последнее,
обыденное,всеобщее.( Из греческих
философов,кстати, мало кто обходил
стороной мистериальную сторону жизни.
Не самые "умные" из философов,
киники, во всяком случае этим гнушались,
но в основном, а это и платоники, и сам
Платон, и многие другие, живущие не в
изоляции, а полноценной гражданской
или даже школьной жизнью, в них
принимали участие, не говоря о
пифагорейцах с их известными
посвящённостями в разные магические и
др. стороны мистерий.)
Но тем не менее, греки - выделили, и так,
что эту сферу - мысленного - все
последующие века выделяли и учились
выделять всё менее и менее полно, всё
частичнее и угловатей, чем это делал
Парменид в V веке, задолго до уникальной
мистерии, по Штейнеру, "мистерии
Голгофы" ,только и научившей, как
заявляет доктор, людей думать
самостоятельно.
4. Штайнер о "мыслях"
первобытного человека-2.
Попытаемся
Штайнера понять, ведь ясно, что пишет он
не о мыслях. Мозг человеческий всегда
как-то функцмонировал, как-то
работал, и то, что белое - это белое -
любой не-дольтоник видел, пусть
считал при этом, что подпадает под
воздействие, например, "Белого
духа". Для древнего мира просто
не могло быть никаких мыслей, "появились"
они в Греции - и появились, тогда о них и
стали говорить, а так - их и не было.
Штайнер внедряет в одно культурное
поле силовые вектора другого
культурного поля, другой феномен, хотя
некоторая параллельность в их
существовании была, так, какие нибудь
кочевые языческие представления и
отчётливо заявляющая о себе
философская аристократия той же
древней Греции, во всей стране делавшая
всю "погоду" в культуре и обычаях .
И мысль, этот по сути
чужеродный феномен, не мог быть рождён ,
зарождён в шаманской племенной общине ,
к которой Штайнер апеллирует как к
древней . Но если так, к чему вращаться в
сфере "мыслей", выдумывая
одновременно для них новое, им не
свойственное значение ? Не судим же мы
по тогдашнему техническому прогрессу,
которого по-просту не существовало или
существовали какие-то социальные
предпосылки к факторам, способным его
породить в дальнейшем, - не судим же мы
по этому технически-прогрессирующему
показателю, о психологии кочевых общин,
тёмной и безлично-ритуальной во многом
?
Нет,
конечно можно, и в свете известного
ряда современных положений о общем
рождающем и питающем начале магии и
науки, это весьма плодотворно, но
сначала давайте разделим о поймём, что
мы понимаем под тем и другим, под магией,
и наукой, или под прогрессом и
психологией кочевника ( представления
о душе ? ), или под потребностями
языческих общин древности и тем, что мы
называем, собственно, "мыслями".
Та самая
естественно-научная традиция
рефлексивного мышления, к которой как
будто Штайнер и апеллирует, в лице
Джорджа Дьюи, одного из своих
апологетов, о том, что мы называем "мыслями",
пишет следующее ( и это на весь грядущий
ХХ век ): различаются целых четыре
стадии понимания "мысли".
Во- первых,
случайные мысли, это впечатления мира,
хаотически возникающие в сознании,
имеющие бессистемный характер, или во
всяком случае характер воздействия
мира окружающего на наш, мыслящий ешё
бессвязно, субъект . Потом идёт связная
фантазия, вымысел, полностью не в
объекте, а в субъекте, его выдумывающем,
пребывающий мысленно, в объекте же и
объективном находящая для себя
эмоциональный коррелят . Это не хаос, не
обрывки разрозненных вещей, но связная
внутренняя картина уже, собственно
мысли. Но вымыслы не стремятся к знанию
вещей, фантазия недавно лишь скрылась
от них в космичность субъекта, в
микрокосм, и вещи ей хоть и нужны, но не
важны. И вот, на третьем этапе, она снова
обращается к ним, здесь мир снова
объявлен, здесь появляется уверенность
в вещах, в том, что это - так, а это должно
быть - таким, микрокосмос становится
космосом, и вещи становятся
равновесными мне через свою
собственную самость, - на этой стадии
наблюдается взрослый ум, как и вся эта
стадиальность Дьюи, выстраивающая
педагогику, взросление, вызревание
того, что называют рефлексивным
научным мышлением, т.е. генетическое
становление рефлексивного как
здорового и взрослого умного начала в
человеке. Третий этап мышления,
собственно , как высказывание мысли,
как полагание того, что можно высказать,
как уверенность в мысли . Как
уверенность . Но следующий, собственно
рефлексивный этап мышления, касается
того, откуда взялась сама эта
уверенность, это исследование
основания нашей мысли, правильная,
наиболее-верная мысль в силу такого- же
или более верного, основания её. Итак, -
исследование основания .
Эта схема становления из до-научного
хаоса научно-критической мотивировки,
и разъяснение того, что можно понимать
под мыслью, а что нет, при
пристальном к себе внимании,
отказывает древнему "мистериальному"
люду только в последней из своих
ступеней - в исследовании оснований тех
или иных убеждённостей, но и это с
известными исключениями, всякой знание
опытно, а любое опытное знание в то же
время критично, рефлексивно и
придирчиво к достижению успеха,
результата, пользы.
Но - ведь
перед нами термин из опытно-экспериментальных
наук, дитя нового времени, а никакак не
шаманских эпох, - и всё-таки первые три
понимания "мысли" древнему
сознанию могут быть вполне присущи ?
Ведь древний человек жив, сознателен и
уверен в вещах ! ( Мы уже заметили выше, а
сейчас подчеркнём, что даже знахарю
нельзя отказать в духе научного
эксперимента и наблюдательности к тому,
что должно быть осмыслено по тем или
другим закономерностям…)
Если мы до конца откажем
человеку в рефлексии, мы получим тогда
человека первобытного, т.е. не человека
почти и по-преимуществу . Не грека,
финикийца, и даже не варвара
предхристианских времён… И нам
придётся именно это допустить для
человека древних мистерий, т.е.
отказать ему в рефлексии полностью,
ведь поиск научной доказательности
эквивалентен генезису научной мысли и
науки, по существу не важных для
мистериального сознания или отстоящих
от него как скорлупа, вчера
окончательно смешавшаяся в виде
извести, с землёй, от бойкой курицы,
возросшей на пшене и когда-то - поди ж ты
- из этой скорлупы вылупившейся.
Если это не мысли, то о чём же говорит
Штейнер ? Скорее всего, о какой-то
психической интуиции, продуцирующей
безпредпосылочное мысленное озарение.
Говорит же он о мыслях, что те "приходили
как откровение…"
Рассматривать,
правильные это мысли или ложные при
этом нельзя, - откровение, знание,
полученное через откровение, всегда
истинно, если это действительно
откровение. Откровение - акт, влагающий,
кроме всего прочего (мы не хотим тут что-либо
определять строго - тут этого нельзя ), в
субъекта откровения уверенность в том
знании, том познавательном концепте,
который оно показывает, открывает
перед ним. По существу, это уверенность
не только в концепте знания, но и в
самом акте откровения, убеждённость в
действительности самого откровения, не
только истинности воспринятого
сообщения. Поэтому-то откровенное и
богооткровенное знание столь тесно
связано с ученичеством-наставничеством,
т.е. с личным присутствием-ответственностью
Учителя в предаваемом-передаваемом
знании, с его открытой и длящейся ,
открываемой и считываемой, Ты-тостью
. Это, а не что-нибудь ещё, Штейнер и
называет мыслями древних, к этому роду
знания он апеллирует .
Получатель откровенных мыслей на
Мистерии никогда бы не мог получить -
мысль о том, что это никакая не мысль,
- кроме логического значения здесь нет
никакого другого, лишь негация
неизвестного, исключение из
рассмотрения того, что не успело ещё и
оформиться. Так это для мыслей, для
откровения формула о том, что вот это
конкретное, воспринимаемое знание-весть-акт
"не есть откровение" куда более
абсурдна, пуста, мы уже говорили об этом.
( Если мы , подобно современной
библеистике не исследуем, что является
откровением, а что не является таковым…
Для
первобытного сознания, при всём опыте откровения,
об исследовании и о рефлексии над
или внутри этого опыта говорить
трудно, приходится оставлять терминам
их значение, чтобы что-то всё-таки
сказать, а это современная
терминология, или уж выбирать другие,
более подходящие и точные термины…Скорее
было бы точнее говорить о
вовлечённости и включённости всей
жизни, всего опыта, в сакральное, в
мистериальный опыт, в насущной
потребности в нём; о "мыслях"
говорить неправильно, некорректно,поотношению
и к древнему опыту откровенного знания,
и к мысли европейской, мучительно
прозревающей из вечного
противостояния эмпиризма и
рационализма и наконец ставшей самой
собой в кантовском трансцендентном
разуме; и к собственным мыслям, которые
перестают быть таковыми, т.е. мыслями, и
переходят в область эмпирически
беспредельную, эзотерически-неутолённую
и неутоляемую .( Не столько " не
столько мысль, сколько опыт", сколько
немысль… - сказали бы мы об этой
неуместности. )
И не столько мысль, сколько
откровение, принятое-воспринятое
отношение к определённым жизненным
вещам, хорошо знакомым древнему
участнику таких вот интуиций, о мире, и
сила этих отношений.
Примечания
1) гилозоизм, -
универсальная одушевлённость материи
вперёд
|
