- 2 -

             Наконец последней нашей редакцией, пониманием того, что Штейнер понимает под      "мыслями древних", будет новизна  решения, т.е.  явления тех принципиально новых в течении исторического времени человечества, (т.е. в истории), идей, мыслей-новаций. Тех сознательных, или полусознательных соображений, оторые должны будут - и приведут - человечество к непосредственному  прогрессу, к самому  "эволюционному" совершенствованию каких-то отдельных сторон человеческого бытия, в том числе в области  самой мысли.

     Чтобы лучше понять сказанное о мысле-новизне, вспомните  хорошо-известное  в школьном употреблении или в обстановке решения какой-либо задач замечание : пришла хорошая мысль - пришла новая, свежая, ещё может быть не доконца апробированная мысль. Если уж Штейнер и опыт его антропософии - "прокрустово ложе" педагогики, педагогических целей, интересов и во многом средств, (а ведь  его методика вообще становится порой мировоззренческим символом любой творческой педагогики, хотя и не явно, по сходству целеустремлений), -  то такое вот сходство только туже стягивает их генетическую связь. Понимание познавательно-ценного, важного в процессе и в цели школьного научения, для них обоих первостепенно . Только для Штейнера это новая мысль - в эволюции и к эволюции (мысли и человека), а для педагогики в целом - новая мысль  важна в первую очередь в самом  процессе решения задачи, понимаемой предметно, более подвижно,  и т.о. ориентирующей тактически, а не стратегически.

 

           Вот что остаётся от того, что мы понимаем под мыслью, мышлением, у Штейнера - новое знание, понимание, приводящее к эволюции. Что достигалось, по Штейнеру, на мистериях. Именно этот смысл он и имеет ввиду. ( Надо сказать в защиту педагогики то, что "свежие мысли" в процессе разрешения задач, покоятся на незыблемом фундаменте условий этих задач, однозначно и корректно, если не сказать научно, заданных. 
      Штейнеровы мысли к эволюции человечества не заданы никакими историческими условиями, кроме уже имеющихся в его распоряжении, получившихся, оказавшихся в истории пост-фактум, как есть . Т.е. поскольку цели своей эта эволюция ещё не достигла, по Штейнеру, но в процессе, в истории, - приходится в решении "этой задачки" упреждать, предвидеть, видеть яснее, - конечные задачи эволюции, формулировать условия этой "задачки" и с тем находить новые, свежие мысли по её разрешению. Как сейчас, так и в древности. 

         Мысль Штейнера - о замысле и эволюции - с более высокой ступени её, - как будто может показать недостаточность и несовершенство древнего замысла о мире, превзойдя этот древний мир как раз в решении этой задачи, в эволюции. Но ведь разъяснение истории в свете эволюционных моделей и других идей развития, всегда происходит пост-фактум , как бы над исторической действительностью, всегда неизбежно насилует её в тех или иных масштабах… Задавая условия и цели эволюции, как можно решать эту задачу, т.е. видеть в истории её шаги, её темп, её направление, - только в свете научной постановки задачи,т.е. в обоюдном процессе их взаимоопределения . Т.е. решение вытекает настолько из условий-определения эволюции, что совпадает- с ним. Но эволюция человеческого духа, - в окраске девятнадцатого века, - всего лишь формула научно-технического прогресса в осмысленных орудиях превосходства над природой. 

 

         Ничто до такой степени ни повлияло и не заставило говорить об эволюции отдельно, как о таковой, как эта последняя форма, научно-технического покорения природы и природы в человеческом духе. Но искусственность, заданность, придуманность эволюционных целей и задач становится от этого ещё более очевидной. Не история важна, а её ход. Не факт, а к чему он как факт науки. Видно, насколько задачи эволюции обслуживвают полученную историю как представление об истории. Получили цивилизацию - осмыслили, что она и откуда. Получили развитие - осмыслили, что именно развилось и как, когда . 

 

        А нужна для всего этого одна единственная интенция - сами формулируем условия эволюции и совершенствования человечества, сами разъясняем и находим смысл истории - в том, что соделано, т.е. в себе самом .И поэтому видим плоскую картину развития, больше того, неестественную прямую, линию, плод абстрагирования и духовного насилия над собой. Если бы мы заметили, что эти "условия" объявлены" за нас и до нас, объявлены не нами, а Богом, если бы мы открыли это откровенное слово к нам от Бога, в своей жизни, и в истории сразу же, мы видели бы не искусственные научно-исторические условия, а реальность исторической ткани, в которой мы стали бы действовать как в реальности благой, а не просто в реальности, доказавшей своё превосходство над природой успешным технологически и цивилизационно решением, т.е. научной реальности. Мы стали бы действовать, потому что в открывшейся нам реальности мы не увидели бы однонаправленных человеческих значимостей, линейности, но мы видели бы диалектику в разную сторону направленных исторических, временных измерений, в первом из которых мир совершенствуется, тогда как во втором он теряет Совершенство и Образ, разрушается, и поскольку, этот второй процесс не может быть бесконечен, подходит к концу своему; напротив, в первом измерении в истории человечества совершается вечный союз, брак Христа и церкви его, и как вечный союз, он не может быть конечным, он уже совершается на небесах.Второе измерение представлено человечеству, первое - духу человеческому, через Христа спасителя. Второе здесь и сейчас, и по сию, первое - всегда и по ту - черту, отделяющую нас от Господа. Первому измерению в истории не к чему и незачем совершенствоваться, ибо в нём объявлено и явлено Совершенство сполна, явлено как Господь Иисус Христос, Сам соединивший Себя с человечеством и в богочеловеке соединившем эти два времени, два измерения исторического, в одно историческое целое - целое совершения о Господе Иисусе.В этой Истории, в её свете, выделяется и протекает вторая, земная составляющая её, жизнь Церкви на земле, получающая единственное развитие здесь - полноту совершения во Христе, полноту блага и света, посетившего и напитавшего всех и вся . 

 

       История в христианстве поэтому - реальность настоящего в ней самой, всегда бывшая и всегда должная быть. Она раскрывает в себе человека, Бога и себя саму друг ко другу и друг в друге. История в христианстве не насилует историю, искусственным целеполаганием, как эволюционизм любого рода, а - вбирает в себя как в большее, как в превосходящее,как в богооткровенное начало, связь с которым не потеряна, но явно ощутима, вбирает так, как вечность вбирает в себя настоящее, вечно длящееся и живущее для вечности . Но вбирает - живя им, но превосходит - нисходя к нему, но питает - любя его, это конкретное историческое человека .) 
         В последнем случае, на наш взгляд, было бы удачнее употреблять опять же, не "мысли древних", а "прозрение" древнего человека в будущее, в том или ином отношении более развитое чем прошлое или чем просто прозрение. Поэтому, в дальнейшем, где нам понадобится обозначить то, что Штейнер обозначает "мыслью древнего человечества", мы прибегнем именно к этому термину, " прозрение".

                                             5.   Штайнер  и Гёте.  Природа  и  гармония

           Штейнер пишет далее, подходя всё ближе к основной теме своей, что в древности разницы между искусством и мудростью, в общем-то не было. Ибо, в мистериальном сознании, они сливались в одно целое, оно же один источник и того и другого…а вот " теперь… говорят о мудрости как об истинном, то же, что воплощает художник в материале - фантазия. Гёте был последним, кто не придерживался этого взгляда. Одинаково истинным Гёте считал то, что воплощал в свои стихи, как художник, и то, чем овладевал, как наукой…" ( Тайный советник Гёте…печальный и последний честный знахарь на земле…) 

           Оставим на совести автора это категорическое разведение в исторической ситуации середины ХIХ века художественного вымысла-фантазии и мудрости, подмечающей действительный порядок вещей. На наш взгляд, не только для мудрости, отошедшей в архаическое и классическое далеко,но и для достигшей сиятельной вершины своей, философии, не было такой сугубой изоляции, и в том числе от художественного вымысла. Ведь общие идеальные корни, одно платоническое лоно, созерцаемые художником и философом-любомудром, были налицо и тогда . 

       Точнее говорить о выразительности и убедительности древней мудрости, достаточно вспомнить платоновский диалог, не только возводящий на метафизические высоты ума, но и раскачивающий на искуснейше построенном диалоге наше чувство логической убедительности и достоверности диалогических реакций собеседников в диалогах Платона.Мудрость - искала сразу же форму, в которой она могла быть полнее-проще-выразительней воспринятой. И это вполне естественно, когда у неё не было своей территории, языка, каковой впоследствии станет философская классика и философский дискурс. Приходилось выступать на чужой территории, на территории искусства , - беря соответствующий материал, будь то камень или слово, дабы в скульптуре или литературе выражать свою мудрость и быть воспринятой. 

      Выразительность была необходима мудрости но и она же держала её подле себя, в сей жизни, не давая отрываться той и заниматься в конечном счёте собою . Достаточно также вспомнить риторическое искусство, - умение лично убедить красивым словом и искусство красноречия, - красивым слогом и жестом перед публикой … Но главнейшее, что занимает здесь Штейнера и что он уже не оставит, - есть природа . Поскольку древний человек жил в природе, был растворён в ней, он присматривался к ней, он боготворил её, и её формы были для него эталоном во всём. 

 

        О Гёте Штейнер пишет далеко не случайно, влиятельнейший поэт и страстный исследователь природы, гениальный немецкий поэт действительно придерживался внимательнейшего отношения к природе и её феноменам. Чего стоит одна его работа "Учение о цветах", которой, по словам Эккермана, Гёте отдал половину своей жизни, и ко всякой критике которой до конца своей жизни относился крайне болезненно, чего не скажешь о спокойном величии, с которым поэт принимал критику своих поэтических произведений. У природы Гёте учился законам воплощения в материал, учился оформлению и видоизменению растущего организма, учился метаморфозам её ( его работа ""Метаморфоза растений"" например, в этом ряду ). Учился её навыкам, ходил в её подмастерьях, во внимательных её ремесленниках и послушниках. И поэтическое творчество становилось от этих естественнонаучных занятий только естественней и естественней, как будто в его стихах расписалось само естество, "природа, мир, родник вселенной", как сказал другой поэт, как будто он только проявлял, только являл то естество , к которому был прикован всем существом, судьбою и жизнью своей, оно же заговорило в его поэзии в полный голос. 
          В литературе явилась возможность говорить о естественности чувств и чувствовать естественно… И тут немаловажным является то обстоятельство, что все его разработки и методические гипотезы оказались всё-таки несостоятельными, несерьёзными, ни тогда, ни тем более сейчас не выдерживающими никакой серьёзной критики, так что по большому счёту не было никакого учёного Гёте, а был великиё поэт, с присущей только ему одному изощрённейшей наблюдательностью к феноменальному, даже на фоне общего естественно-научного интереса эпохи. 

       Для Штейнера же он ценен всё-таки тем, что " путь, на котором он разработал праформу растения и праформу животного, как деятельность души, был идентичен с тем, что он стремился вложить в свои произведения…" Вот эта "деятельность души" интересна Штейнеру в Гёте и к ней всю жизнь свою он будет возводить свои педагогические интересы. Явно или чаще уже неявно .Попыткой личной проповеди естественности творчества . Нам кажется, однако, что всё здесь не совсем так и не совсем не так, так что искусство подражательно, и в том числе природе, но можно ли жизнь души человеческой, даже юной, становящейся, созревающей личности, сводить к подражанию природе, ведь природа хотя и бесконечно становящееся и бесконечно созревающее и всегда юное-старое, но при этом никогда окончательно не ставшее, не созревшее, не личное… как и вообще сводить к подражанию - дух ?

 

                                  6.  "Мысли древних"-3.  Немного современных примеров.

" Повсюду в мистериях мы видим мудрость, проистекающую из ясновидения… руководители мистерий обособляли мысли из того, что открывалось людям в инстинктивном ясновидении , и основали опирающуюся на мысли мудрость…"

" руководители мистерий… полностью осознавали, что эта мыслительная мудрость является откровением, что она не приобретена собственными усилиями человека…" "Человек древний получал мысли… получал как готовое откровение… Но зато он не жил в них так, как мы живём в наших мыслях…Мы знаем, что мы трудились, чтобы овладеть ими, … они как бы проистекли из жизни нашей души, и мы рассматриваем их как нашу собственность ."

          Обо многом здесь нам уже пришлось говорить раньше, теперь же приведём пример вот такой современной "мысли". Некто, чувствует, что опаздывает на работу, а, поглядев на часы, понимает, что, видимо, он точно опаздает. В чём, и где здесь собственность этого понимания ? Может быть, часы у всех идут по разному, у одного спешат, у другого отстают, в частности у его начальника они сильно отстанут, и у каждого на этот счёт - опаздывает ли некто, - будет таким образом собственное отличное от другого мнение ? Время субъективно вообще, или объективно ? И если всё-таки он объективно опаздывает, где тогда его собственное понимание, в чём оно , - в том ли, что остальные субъекты думают иначе, по другому, в данном случае, что некто не опаздывает на работу ? Нет. Сфера мышления всегда сфера всеобщего и всеобщая . Тут не может быть своего, выстраданного процесса мысли, здесь всегда задано: так это или не так . Истина это или ложь, - для всех и для каждого. Рассматривать как свою собственность знание, по природе своей всеобщее, противоестественно. Не "моё - не моё" знание, а знание чего-то , знание такое-то( предмета ), безразличное к кому бы то ни было ( к другому предмету ) . 
            Никакого рассматривания мыслей как нашей собственности нету, но мы можем их действительно рассматривать только в силу их всеобщности, т.е. их истинности, или их ложности. " Труды" же по освоению мыслей полностью снимаются в самих мыслях наших тем,что последние имеют место быть . Тут уж или - труды и знания об этих трудах ( допустим я узнал о том, что я пожимаю не руку своему приятелю, а кожу его.Что с того - если мне в рукопожатии важна его ладонь, а не то, из чего она состоит-сделана и т.п.) нашей психики - или те самые вещи и предметы, которыми мы занимаемся нашей психикой, её заставляя быть той или иной в занятии и действии с чем-то нами определённом. Как "собственные" мы не рассматриваем наши мысли, а мы их собственно совершаем. Мы совершаем акты, уникальные собственные акты, и это психические акты . Но мысленные акты, наряду с другими психическими актами, не проистекли из внутренней деятельности души, как из некоторого самозамкнутого начала, но вырвались, открыли нечто вне и помимо её и открыли это не в акте и не в психике, но и помимо их, в самой мысли. 
          Без этого нечто помимо нас, наша самозамкнутость была бы абсолютной, т.е. для нас это небытие.С этим данным нечто в нашей мысли о предмете, для нас открыт предмет, мир и мы сами в мир. Поэтому мир нашего "я" - это мир собственничества и небытия, тогда как мир вообще ждёт от нас существенного раскрытия нашего я в нём, в бытии.

" Человек говорил себе, созерцая свои мысли: Божесто из высших миров снизошло в меня. Я разделяю мысли, которые мыслятся другими существами…" ( Тут Штейнер пишет как раз о том, что мы договорились называть "озарениями"…) " Я разделяю мысли, которые мыслятся другими, высшими , чем человек, существами, инспирирурующими меня, живущими во мне, дающими мне эти мысли…"
         По сути, Штейнер, и это мы увидим ещё лучше в дальнейшем, для человека уготавливает роль организма, вместилища органов,и только. ( Это сильно - вспомните пушкинского пророка - вдвижение огненного языка во глубь человеческого немощного естества...Но это художникам.) Почки, сердце, система кровообращения и всё остальное удивительно в этом организме, но и только. Человек --это, по Штейнеру, не способный перед лицом более способных высших чем он существ на собственное творчество, безгласный Голем, автоматическая соматическая субстанция. Человек - это его тело, которым управляет кто-то другой. Душа, Пусть, но не моя, ум ? пусть, но не мой. Мозг ? Пусть, но неизвестно что там и чей он. Но зато - под действием или под влиянием всех этих высших чем человек сил-существ - все эти его органы могут изменяться качественно - излечиваться, умирать, стареть, расти,и в психике проявляться новыми знахарскими способностями чувствовать окружающий мир…Именно так - не " человек говорил себе", как пишет Штейнер, а человек почувствовал, даже почуял , что-то новое и важное для себя, какое-то новооткрытое знание.

                                7.  Мистериалная  мистагогия по Штейнеру.

Антропософия, как видно, не приемлет Декартовского существования как мышления, отказываясь от существенно важного и вообще не занимаясь существом мышления. Может быть, в духовной истории человечества это и есть слабость, отказ от себя, которую преодолел Картезий, но в которой до сих пор пребывает антропософическое отношение к миру ? Беря древние мистические прозрения за основу мирочувствия, Штейнер из этой основы смотрит на всё, в том числе на современность, вместе с водой (недостаточностью современной научной базы для мистериального опыта древности, например,) - выплёскивая таким образом и ребёнка (остро наточенное веками культурной истории оружие существенного познания явлений действительного мира ) ?

      Роль, в чём-то сходную с ролью Декарта, исполняет у Штейнера так называемая Мистерия Голгофы - постхристианское человеческое, а по Штейнеру это и есть после-Голгофское человечество, берёт груз мыслей-прозрений древнего человечества на себя. Но при этом не видно, почему эти прозрения, бывшие "чужими", становятся в одночасье "своими" и "новыми" . Ведь если древний ясновидец и оракул - только орудие, которым действует кто-то другой, не он сам, то отчего после события Голгофы ( а именно так, безлично, относится к воплощению Божию на земле, наш теософ ) в общем-то те же вещи стал говорить человек уже до конца от себя, самостоятельно и свободный от этих сил ? Вот если бы Штейнер говорил о мистерии Голгофы не в таком вот безличном аспекте события, случившегося для всего человечества, и имевшего место однажды в истории, а о мистерии Голгофы для каждого несущего свой крест христианина, хотя при этом пришлось бы говорить не о мистерии, но о кресте, - тогда бы ещё можно было идти в этом направлении. Но для доктора Голгофа - это существенная точка в истории человечества, пункт эволюции и больше ничего - ничего в сторону того, о чём сказано Христом: " Я есмь путь, истина, и жизнь ."

" Поскольку это были не его мысли, древний человек чувствовал необходимость пожертвовать эти мысли высшим существам снова, пожертвовать как бы посредством своих чувств. И это делалось в летних мистериях… Летом земля отдаётся легко…своему окружению…она открывается в постоянном обмене с атмосферным окружением не укутывается в снежное покрывало, как зимой … и вместе с землёй далям мира летом открыт человек… чувствует себя соединённым с верхними богами. В летний день солнцестояния, когда солнце находилось в зените своей силы - древний человек в определённых местах, рассматривающихся как священные, пытался найти доступ к верхним богам. Чтобы из глубины чувства принести жертву богам, даровавшим ему свои мысли...Учителя в Мистериях говорили так : каждый год во время летнего солнцестояния вурхним богам должны приноситься жертвы в благодарность за мысли, которыми они удостаивают человека. Иначе очень легко люцифирические силы и существа вторгнутся в процесс мышления. Человек же пронизан этими силами ( Дабы не утомлять читателя, мы сориентируем его в обстановке - речь идёт о том, что так называемые "люцифирические существа" отклоняют человека, а в его лице и всё человечество, от пути развития, и уводят этого человека от решения реальных земных задач . Правильное, по Штейнеру, отношение к этим силам, заключается в нахождении равновесия между ними, и силами, им противоположными, "ариманическими", как их называет Штейнер, увлекающими человека в другую крайность, а именно в "отказ от идеально-духовного мира и погружение в ложь материализма". Т.е. люцифирические силы открывают человека небу и небесным силам, ариманические погружают его в материю. Налицо вечный гностический дуализм, но здесь предлагается не выбор неба и уход от земли, как у гностиков, а предлагается равновесие того и другого , в общем-то в правильном понимании материальности того-же самого неба, не только земли. ) Руководители мистерий собирали вместе всех, кто, в определённом смысле были их учениками, и в их присутствии совершали сложный ритуал, кульминацией которого становилась жертва верхним богам тех мыслей , которые открывались людям, а теперь отдавались богам в стремящихся вверх чувствах. Внешне ритуал состоял в торжественных словах, произносящихся в поднимающемся волнами дыме… Приношение человеком самого внутреннего своей души как бы вписываются во внешнего посредника, поднимающийся дым - формирующим словом. Слова молитвы вписывали в жертвенное каждение то, что душа стремилась послать вверх богам как приношение за мысли, открывшиеся людям…Эти празднества летнего солнцестояния имели смысл до тех пор, пока люди получали свои мысли путём откровения…"

        Наши славянские игрища на Ивана-купалу, вот то, что сразу приходит на ум даже малосведущему человеку, песни с веселием и хороводами вокруг костра, хотя по видимому для Штейнера это уже сильно модифицированный по сравнению с древностью, праздник.

        Выделим два концептуальных момента. Во-первых, по Штейнеру, древний человек искал баланса между идеально-духовными ( До категориального различения идеи и материи, а также материи как без- или вне-духовности, мы не доходим, потому что строгой различённости у Штейнера по-видимому и нет ) и материальными силами , и находил его в мистериях благодарения богам неба-дали-солнца за откровенные мысли, за открытые мысли . Во-вторых, сами эти мистерии происходили летом, в день солнцестояния, и на земле, " в окружении раскрытой солнцу и небу природы", а не где-нибудь в другом, подземном или поднебесном пространстве. Они происходили во времени и пространстве максимального действия-раскрытия этих люцифирических сил, можно сказать, - на "их территории" . Что же до самой борьбы люцифирических и ариманических сил в человеке, это живо напоминает вечно-живучий зороастризм с его добрым и злым духами, пронизывающими в своей юлоьбе всё на земле и в душе человека . Человек выбирает между этими духами, а духам до него в общем-то и нету особенного дела, они заняты борьбою друг с другом, всецело и всегда . Ариман, - он ведь и есть один из них, зороастрийских богов . А сама идея борьбы духов, сил-существ, в которой человек находит свою стратегию "выживания", ибо ему больше ничего не остаётся, - благодаря "своих" богов за полученные откровения и, выживая т.о. со своими богами, достаточно сильными, могущественными среди всех прочих ( логично выбрать себе бога-покровителя посильнее, не так ли ? ), заставляет снова вспоминать ветхозаветные религии, на этот раз яхвизм древних евреев. Там Бог евреев, Бог народа Израилева, как заботливый отец, и хозяин дома Израилева, хранит и по-своему воспитывает яхвистскую общину, создавая и выковывая Себе Собою избранный народ . И народ научается духом Божиим, наставляется духом бога Яхве, впервые в истории человечества. Научается духом, - Духу . 
           Когда Штейнер пишет о поиске баланса между силами неба и материи в ритуальном языческом ( впервые произнесём здесь это правильное слово ) действе, это такой же поиск выгодной для себя стратегии, максимальное использование для себя сил, с которыми один человек беспомощен, могущественных сил, что и в древних зороастрийских и прочих верованиях, что по сути есть извлечение собственной выгоды из ситуации, использование её для себя, что является магическим по-природе мироощущением, мироощущением использования других - для себя. А не как в той же древнеизраильской общине, когда ты сам находишься в руце могущественнейшего из всех богов, бога ( вспомните небесные зиккураты и другие святилища богам выси и солнцу, разбросанные вокруг богоизбранного народа, которые могли сравниваться , но почитались более низкими святилищами, чем то, что подобалось их богу ), открывшегося и открытого как "Сущий" и ведущего свой народ недрожайшей рукой, но рукою истинного Бога, по волнам богов-сил в море языческого и магического мировосприятия…

          

                                               8.  Сложение с себя символов мудрости.

 

 " Но в столетия, непосредственно предшествовавшие мистерии Голгофы, начиная с 8,9 веков до Р.Х. - эти открывшиеся сверху мысли стали затемняться, и в человеке всё более пробуждалась способность приобретать мысли путём собственных усилий… это стимулировало совершенно другие настроения. Ранее человек думал, что мысли приходят к нему как бы из пространства вселенной и погружаются в его душу - теперь он начал ощущать мысли как нечто, развёртывающееся в нём самом(2), принадлежащее ему(3), как кровь в его жилах… В древние времена на мысли смотрели как на вдыхаемый воздух, который человек получает из окружающей его среды, и затем отдаёт его назад. Человек ощущает воздух как нечто, что окружает его, что он втягивает в себя, но всегда отдаёт обратно - и также он чувствует свои мысли, которые получает путём откровения и во время летнего солнцестояния должен всё снова отдавать богам…"

       Многое, о чём мы читаем в этом отрывке, мы выше уже обсуждали. Теперь же интересно проследить за Штейнером дальше . А дальше он пишет, чем было это " благодарение богам за мысли" , это чувственное надписание слов на дыме, устремляющемся ввысь, этот "возврат" мыслей обратно : " по мере того, как совершалось жертвенное таинство… руководители мистерий слагали с себя один за другим все символы мудрости" . Покидая же церемонию, сложив с себя все символы мудрости, они являлись профанами, которые должны были вновь завоёвывать свою мудрость в течение года . Это служило своеобразным исповеданием этих мудрецов старых времён . Совершив жертвоприношение, они давали знать, - "Мы снова стали незнающими ."

" Сопереживание кругооборота года, когда к летнему солнцестоянию человек вводился в обладание мудростью, затем снова переходил в состояние незнания, перед тем, как опять стать мудрым - всё это ощущалось людьми как средство избежать люцифирических сил. Так люди стремились сопережить жизнь космоса. Как космос сменяет летом зиму, так и люди стремились сочетать в себе периоды мудрости с периодами погружения во тьму незнания."

       ( В античности, где было ясно развито понятие мысленного космоса, он же ум и образец для всего остального, подражательность носила обратный характер. В мысленной сфере подражание плывущему календарю зим и вёсен невозможно, ибо в предельно развитом умном мире мы и получаем неподвижный космос и неподвижное звёздное небо, они суть одно. Мысленная сфера греков делает космос - космосом, без неё никаких текучих и плывучих изменений, никакого космоса с его "кругооборотами" бы и не было. Греки имели ввиду скорее обратное подражание - хаотического космоса умному миру, а последнего - Единому.)

     Как попробовать понять то, что пишет Штейнер о " сложении с себя символов мудрости" ? Во-первых, что надо сказать нам сразу, это что опять Штейнер говорит не о мыслях, но о озарениях, откровениях и т.п. Ведь нельзя сразу же забыть все мысли. Но тайные, сокровенные, но таящиеся под спудом, лежащие на переферии сознания…уже можно, это узнаваемо. И вот, эти матёрые мистагоги, после радостных и хвалебных гимнов небу и солнцу, " упрощали себя" до всех остальных, простецов, объявляя о своём неведении, констатируя это новое неведение…С уверенностью в полученном откровении люди жили и оно помогало им этот год или меньше, после чего с такой же уверенностью в незыблемости этого откровения, оно было отдано обратно небу…Как это хорошенько попробовать понять ?.. В свидетели , в исторические свидетели этих языческих образов существования, снова обратимся к опыту духовному, к жизни яхвистской еврейской общины . Как неверен бывал своему Богу этот малочисленный еврейский народ, сколько было отступлений и нарушения заповедей, сколь часто они развращались. И во время бегства из Египта, когда народ Израильский много и много раз проявлял неверие, боязнь и лень на пути в землю обетованную, и в послепленную эпоху, богатую пророками, явившимися ради слов истинного обличения возросшего греха и порока, в том числе, а не только ради провозвестия Мессии, освободителя Израиля . 
              Но Бог всегда был вернее своего собственного народа - этим-то Он и учил его верности . Он как бы всё время имел в виду историческую перспективу, землю обетованную, то, что здесь и сейчас плохо, здесь страсти и отступничество, здесь воспитание народа и накопление духовного опыта, а там - - всё это некудышное станет добрым, но явятся другие и новые духовные проблемы и искушения, не могут не явиться. Для этого надо идти, надо выходить . Из Шумерских пределов выходить неизвестно куда - Аврааму - потому что призывает Бог. Из Египта, всем народом, выходить, уходить из дома рабства. Скитаться меж чужих и враждебных племён - но со своим Богом, который ведёт, а не просто находится рядом, в святилище-ли своим присутствием или в облаке, знаменуя себя народу своему . Который ведёт, и меняет всё на этом пути, - обычаи, способность расслышатьи увидеть другого, способность расслышать Бога, и даже увидеть Бога ! Но ведёт - Бог ! И мы потихоньку приходим к явлению времени уже здесь, до всякого христианства, сориентированного вперёд. Всегда идти с Богом, и значит вперёд, ещё ближе к Богу…        

       Взаимоотношения людей с богами неба и солнца строились, как мы видим, по другому, циклическому плану. Люди принимают нужное-полезное для них откровение на год, а может быть и полезное только в течение этого срока, после чего "отдают откровение" назад своему "богу", который его охотно забирает обратно . Во всяком случае , этому неведомому "богу"-выси или солнца безразлично, что станет с его людьми через три или пять лет, он "воспитывает" их до своего расцвета, до солнечного праздника, т.е. в конечном-то итоге, для себя. Чтобы во время своего праздника принять от людей почитающиеся ему, его же дары. Богу-солнцу - солнечные радости и дары, богу-небу - что-то другое, например хвалу за восхождение на шеститысячник без кошек и спичек в сорокоградусный мороз…( одной хвалой, я думаю, тут не обойдёшься…) Что мы во всём этом годичном обмене наблюдаем ? Мы наблюдаем своеобразное соглашение людей - и "богов"( или сил природы, тут как угодно…). Люди служат этим богам, но только до их ближайшего праздника, пока боги людей защищают, убеждают в полезном и предупреждают от хворей и смертей, и всё это с помощью тех озарений, откровений неба, получаемых на время . Какой примитивнейший пример можно привести здесь ? Ну например, радость урожаю нашего современного огородника. Некий "бог"-урожай не может не осыпать, наградить огородника плодами земли, если огородник не приглядывался и не знахарствовал на своём дачном клочке земли с девяти до девяти, не переживал и не сокрушался всем сердцем о дожде и удобрении и о многом другом, если он не впитал на своём опыте каких-то садоводческих истин - а это и есть, читай, те озарения, те мысли древних, руководствуясь коими, в этом году он соберёт урожай и радостным погружением плодов земных в амбары и закрама дома своего , а затем с их дальнейшим поеданием в кругу семьи своей, возвратит их в сильно переработанном виде обратно земле, для дальнейшего перегнивания и урожайности .Плоды эти - вещественные знаки его знахарского садоводческого мастерства .

        Озарения, которые небесные "боги" вручают на период людям, в строгом смысле подарком людям назвать нельзя . Ибо до конца-то эти откровения людям не даются, они остаются чужими людям, как пишет Штейнер. Остаются не открытыми, а закрытыми . Человек отдаёт этим силам то, что на время у них принял, с великой радостью, и это-то считает своей жизнью , в этом-то он и сочетается с этою силой. Обновляемость земного как источник жизни…. Однако остаётся при этом в полном неведении о том, что выходит за эти рамки-цикла, о том, что на самом деле ему вручается и зачем ему надо это иметь, - законы, безусловные вещи и другие моменты всеобщего… что ему вручается Богом. И этими дорогами шёл маленький еврейский народ, выводимый Яхве путями духа из языческой пустыни .

" Если в древности человек ощущал свои мысли подобными воздуху дыхания, в эпоху мистерии Голгофы он начал чувствовать их внутри себя рождёнными, подобно крови. Человек ощущал : " То, что я переживаю как мысль, не является более небесным, чем-то, что спускается сверху.Это нечто, что возникает в самом человеке, нечто, что является земным ."

                           9.  Круговорот  вещества мысли в природе человека.

          Обратите внимание, для нас, по доктору Штейнеру, в так называемую эпоху мистерии Голгофы, мысли приходят не сверху, а снизу , с земли. Напрашивается возможность всё это тут же наглядно изобразить. То беспредельное свободное пространство за кругом, по Щтейнеру, тогда будет небом, а сам круг - землёй. Стрелки, идущие извне круга, это небесные мысли, изнутри круга - земные. Небесные мысли приходят извне к человеку, земные рождаются у человека внутри, " в крови". Человек же тогда выполняет роль не круга, нет, а окружности. Оболочка, форма,линия, замкнутая в теле и распираемая-орошаемая многообразием стрелок-мыслей- страстей ? (Рисунок)

      Зададимся вопросом: а разве тело человека, (вместе с кровью ) не являютя для него чем-то внешним по отношению к мысли ? И станет ясно, что  если  тело как-то понимать и для нас - это некий, пусть пока неопределённый термин, но мысленный термин, мысль, то оно уже не явится как совершенно  чуждым, ибо о теле возможно как-то мыслить и что-то мысленное высказывать, но это происходит в области мысли, (идей), а не телесности. 
      Но если для нас тело - это само тело, органическое единство жизненных органов, где есть нервный цикл, циклы кругообращения, пищеварения и прочие жизненно важные процессы и ритмы, от этого всего  мысль  уже абсолютно отвлечена.  Как раз не в этом теле, не от процесса, психического процесса мышления, нет, - она отвлечена  от себя самой, от мысли же, но другой мысли.
         Это собственно и есть различённость, - разница мыслей., достигающая определённости различения в суждении (о конкретном теле в данном случае ) о чём-то самом по себе неразличимом( едином конкретном теле в данном случае).

Что-же по Штейнеру ? Современный, после мистерии Голгофы, человек, по-доктору, приходящие с неба мысли считает чужими, но почему же из "крови", из земли приходящие мысли, он считает своими ? Ведь земля - это такая же часть мироздания, что и небо . Другая, но только часть одного общего мироздания. Почему же "земные мысли" - его ? И что значит это владение, обладание "мыслью"-озарением ? Власть, контроль,свобода в производстве их , этих земных мыслей ?.. 
        На наш современный взгляд, в общефизическом представлении цивилизованного человечества нету такого уж раздвоения мира на внутренний и внешний, как пишет доктор, как внешнее через озарение, а внутреннее как "имение, владение". Этот взгляд, напротив, видит мир достаточно целым, внутреннее и внешнее взаимопронизаны в нём, и небо-земля слиты в неразличимости, поэтому то он и не говорит о них и не фиксирует эти понятия. Штейнера мог бы разъяснить иной взгляд, как раз не современника. А именно, - может быть, земля и небо суть не две дополняющие друг друга составляющие мира , мироздания, а две соперничающие, попирающие друг друга части ? И связь {земля-небо} - не количества, а качества действуюших на человека сил ? Но земное качество он принял за своё, а небесное считает чужим. ( Чисто пространственно рассуждая, почитать своим близкое и плотное, что рядышком, дурно. Ведь оно и так - "твоё". Это слепота обладателя, это страх потери, это плохой менеджмент. Своё надо находить - там, во тьме, достигать до его формы, рассеивая тьму,и создавать с ним мир , находя ему место в этом мире. Поэтому "земля" как модель мысленных токов очень местечкова, способна рассказыватьлишь о себе, о земле, о чём собственно, и речь у нашего доктора . Вся эта его "расстановочка" начисто лишена того платоновского воздуха метафизической высоты, который легко вдыхать, и выдыхать, но которым трудно не дышать совсем, что и пытаются некоторые заклинатели рационалищзма средствами естественной психотерапии.) Кстати говоря, о земном. То, что кровь ввинчивает по системам крово-пище-нервным человеку в голову, это ведь вовсе не его, на самом-то деле это страсть, природная страсть, терзающая его. Разве кровь - принадлежит ему ? Скорее, природе его принадлежит кровь, а человек не есть его природа, с чем Штейнер не согласится и заявит, что человек и есть его природа.Говоря о человеке, мы говорим о человеческой природе. Нет, принципиально заявим мы. Человек и его природа, разное.  Эту то, мысленную  разницу и  не видит сразу же доктор.

 

Примечания

2) как нечто, развёртывающееся в нём самом, - Что же ему важнее теперь, - что развёртывается нечто, или что оно развёртывается в нём самом ? В том-то и дело, что ему ста-новится важнее не что, нечто, а тождество этого нечто и как. Т.е. нечто представлено в виде нечто=как. И по Штейнеру, становится психологическим субъектом, а не умопостигающим.

3) "как нечто…принадлежащее ему", - выделяется признак принадлежности, обладания. Становится заметна сама антропологическая картина, на которой человек - субстанция,которую наделяют, и она получает,имеет, ряд свойств. Это м.б. и психэ, и ум, и какие-нибудь другие способности, которые "имеются". Умная же сфера получает определённо субъективистический характер при такой картине человека.

                                            

назад    вперёд