1. Пантеизм Штейнера в строго-философском
значении этого слова, не
мистический (мистический пантеизм
растворяет природу в боге ), а
натуралистический: одухотворяет саму
природу, наделяя её божественными
свойствами. В размышлениях Штейнера
можно обнаружить и анимистические
черты, черты панпсихизма ( т.е. вся
природа обладает одушевлённостью,
психикой), но в явном виде Штейнер
природу не обожествляет. Остаётся
только догадываться о существовании
бесконечного организма, внутри
которого органически существует и сам
человек, имя этому всемогущему
организму - природа .Но поскольку
доказательность философского учения в
изложенных Штейнером положениях
отсутствует, мы можем накладывать на
его учение лишь предположительные
философские рамки. И всё-таки,
предварительно мы расцениваем этот
пантеизм как натуралистический. (
Стоики, Бруно, отчасти Спиноза.)
2. Переживание
времени, природы и пространства как "времени-природы"
. Переживание течения времени в течении
года, всегда пространственно
ориентировано ( а именно: 1/ На небе, т.е.
над землёй, 2/ на земле и 3/ под землёй ), -
неотделимо от переживания природы в
течение года её изменений ( лето-осень-зима-весна
). Так, "на небе" всегда "летом",
"под землёй" всегда "зимой" (
Мы не знаем, стоит ли с нашей стороны
ввязываться в ещ1ё большую
дифферинциацию получаемых составных
частей пространства, и, например,
проводить различение между тем, что "на
небе" и тем, что "над землёй". Но
если идти в этом направлении, в силу
полученной четырёхчастности
пространства, имеем следующий
возможный изоморфизм:летняя мистерия -
над землёй, период осени - на земле,
зимняя мистерия - под землёй, период
весны - на небе. )
3. Боги неба
человека приближают, наделяя его
небесными способностями, которые в
день летнего солнцестояния человек
возвращает, приносит этим богам неба
обратно, опустошаясь. Это и есть
древняя летняя мистерия, актуальная
тогда, но не сейчас, в силу эволюции
человечества . Боги земли человека
отталкивают, наделяя его земными
способностями, бесконечного
самоусовершенствования, движению
вместе с эволюцией в первых рядах
человечества, если в период зимнего
солнцестояния человек способен
ощутить в себе Импульс Христа,
обновляясь . Это и есть современная нам
зимняя мистерия Рождества , актуальная
сейчас, а не в эпоху до мистерии Голгофы,
когда это было неактуально.
4. а/
Зимой земля (и то что на земле) уходит
под землю - и там сохраняется лето без
неба
б/ летом земля (и то, что на ней ) раскрывается
небу - и на ней лето
Поэтому ничто не мешает нам
попробовать дать определения зимы
и лета по Штейнеру .
Зима есть подземелье (т.е. без неба)
.
Лето есть то, что на земле.
Попробуем наконец подойти и к самой
первой и важнейшей категории Штейнера,
к земле.
Земля - всегда открытое небу
(Потому-то
зимой отсутствуют и земля
и небо, которые рождаются в новом, внутричеловеческом
облике, который обозначен Штейнером
как подземелье)
5.
Мистерия есть связь ( обмен, передача
способностей-даров) между избранным
человечеством и небом с одной стороны,
и между избранным человечеством и
землёй, с другой стороны.
В истории человеческой эволюции
перевод ,переключение актуальности для
человечества с летних мистерий на
зимние, - суть Мистерии Голгофы.
15. Некоторые итоги и
обобщения.
То, что природа может быть
рассматриваема в качестве того или иного образца, - в
этом ничего неестественного, или
фантастического, конечно, нет. Можно
вспомнить и романтическую немецкую
традицию в поэзии, Фридриха Шиллера.
Или вообще коснуться сферы искусства и
красоты. Тема эта сама по себе имеет
богатейшую предисторию и многое
раскрыла навстречу друг другу и в
природе, и в искусстве.
Но не
природа как таковая привлекает
систематическое внимание Штейнера, а её
воспроизводимость, и в этом
смысле самодостаточность для
её существования годичной циклической
завершённости и в таком виде ставится
вопрос о самодостаточности для
существования всего и вся, в том числе и
человека, следования или соответствия
этому годичному природному циклу.
Схема или
модель, если хотите, человеческой
эволюции в этом случае изображается в
виде пружины, где бесконечный вектор
человеческого совершенствования
полностью растянут и нанизан на
ежегодные кольца природного
существования. Растянут полностью, так
что лишь в силу следования природе, её
циклическому завершённому образцу, по
Штейнеру, и возможно растяжение
пружины, а значит вектор
совершенствования, а значит прямая
человеческой эволюции.
Но всё-таки,
если человечество как таковое
существует в истории как прямая, луч -
надо отдавать строгий отчёт и в том, что
природа в этой же самой истории
существует не как круг или что-то
замкнутое на само себя, нет: вектор
истории и времени предзаданы человеку
и ей, и этот-то вектор растягивает в
истории замкнутый годичный цикл в
пружину. Не круг, - пружина, - вот что
такое природа в истории, даже если мы
наблюдаем за её повторяющимися циклами:
наблюдаем за ними мы, и мы за ними
наблюдаем. Именно по последнему
соображению невозможно отклоняться от
истории человечества - как прямой - в
сторону истории человечества в
проекции изучаемой им природы, - как
пружины. Человек скручивает проволоку
в пружинку и тогда узнаёт, что это такое,
пружина и как он её скрутил. Чтобы о
таком человеке не рассказала эта
пружина, надо понимать и знать, что и
откуда взялась она сама.
Для логического
обоснования ( не эстетического)
годичного цикла как образца для
истории человечества Штейнеру
и приходится изобретать и тот
пространственно-временной континуум, (мистериальную
достаточность особых мест и времён), и
то переключение в истории человечества
мистерий с лета на зиму, для которого он
привлекает фигуру самого Христа, не
меньше, не больше. Если с первым связан
указанный выше выход вне
прямой человеческой истории, переход
на другую модель истории, и с этим
перенесение на человека и его историю
несвойственных производных элементов
как основных, то со вторым связано
большинство богословских
произвольностей и нелепицы.
Так, здесь
отметим лишь переключение акцента с
событий и смысла событийного в
человеческой истории на радостное
ощущение самой даты, ежегодно
воспоминаемой об этом событии, если
речь идёт о празднике, - или на
своевременность этого события, если
речь идёт о рядовых событиях истории. О
других искусственно- богословских
касаниях Штейнера мы уже говорили выше,
теперь же остановимся на указанном.
В
празднике Рождества, впрочем как и во
всяком другом празднике, Штейнеру
важна не праздничность, а
мистериальность события. Не праздник
Рождества - что и кто вспоминается
и переживается - а праздник- праздничность,
пришедшая в своё, строго непреложное
время Рождества*. Такой вот
хронологически неизбежный
акцент на праздничности позволяет
действительно сблизить то, что
пытается предложить в качестве
мистерии Рождества, Штейнер, с
мистериями древности, с природно-языческими
мистериями, и отдалить от всего
собственно празднично-рождественского:
прихода Бога в мир, в образе младенца,
умалившегося Бога и беззащитного
Человека, в отрыве от ожидаемого
тёпленького места в цивилизованной
удобной квартире, и т.п.
Остаётся от праздника Рождества у
Штейнера только то, что хочет он
постоянно брать у
самовоспроизводящейся природы, -
остаётся только сам процесс
рождения: рождение. И
одухотворяется поэтому у него только
оно, рождение. ( Ещё раз отметим: не
Родившийся (Иисус), не почему(Родившийся),
не зачем(Господь воплотился ), - а без
этого нет праздника как духовного
события - но только переживание самого
обновления, перерождения природы и
природы человека вместе с ней.Истинное
перерождение человека в духе при
этом оставлено.
Перерождение смертной природы и смерти
- принято.) Одухотворяться
же, следуя по путям Штейнера в мире сем,
это рождение может следующим
образом: оно чудесно -
рождественский подарок неожидаем, оно действительно
- подарок должен быть, хотя бы и
недорогой; оно даже может пытаться как-то
духовно пониматься, отсюда некая атмосфера
обновления всей внутренней жизни,
всеми узнаваемая во времена встречи
Нового года у нас, или встречи
Рождества в Европе. И участие в
мистерии Рождества, предлагает нам
Рудольф Штейнер, будет тогда это
соучастие в рождении, в порождении-перерождении
новой жизни в новом году, вместе и
наравне с космосом, - и ничего более.
Итак, через духовное событие
христианского праздника человек вовсе
не выходит в историю, - но остаётся в
плоскости природного жизне-воспроизводства.
Правда, Штейнер вводит несколько
дистинкций, в порядок обновления
природы и человека, и мы попробуем на
них более подробно посмотреть. А именно,
в мистериях зимнего и летнего
солнцестояния мы заметим характер взаимовлияния
природы и человечества : так,
летом обновляется природа, в мистерии
лета и в течение года вокруг мистерии
лета обновлялась природа человека - а
сам он, отдельно, выживал. Это древние
мистерии. Зимою же обновляется как раз
отдельный, сам по себе, человек, если
хочет, а природа выживает (вся). Помните,
Штейнер пишет: " … даже
завязь в цветке является продуктом
зимы… в действительности она из
прошлого года. Только то, что окружает
завязь, из нынешнего года."
Что же так долго нащупывает и
конструирует Р.Штейнер ? Что
человечество вечно совершенствуется,
непрестанно научаясь обновлению на
этом пути у природы. ( И при этом
увеличивая количество и качество
способностей в каждом своём избранном,
т.е. посвящённом в Знание космического )
Но тогда нам становится заметен тот
эйдос, который всё время невольно
пытается сконструировать Штейнер в
своих феноменологических описаниях
природно-человеческой связи, и который
всё время ускользает от него. Это есть
сама идея совершенства как
совершенствования.
Через сущее
обновление природы и наблюдение над
этим обновлением, антропософ наделяет
саму идею обновления
ценностью, и не просто
определённой чем-то другим, но
ценностью основной, ценностью главнейшей
и важнейшей для жизни всей природы . (
Эпоха цивилизационных побед и научного
цинизма слишком сильно даёт о себе
знать. И философ мог бы сказать только
глядя на это барахтанье антропософа в
силках современности: " Мелко. Очень
очень мелко, господа.") После чего он
делает следующее, находясь очевидно в
"завороженности от круговращения
прекрасного в природе" : он объявляет
наибольшую ценность эту - совершенством.
Образцом. Объявляет в целях своей
антропософской конструкции. Затем
остаётся только опрокинуть на историю
человечества это обновление как
совершенство, таким образом средства
сделав целью и человека заменив
природой человека и Штейнер получает
уже не обновление от формы к форме, а
обновление от одного совершенства к
другому совершенству, т.е. совершенствование
.
Отсюда и путь антропософского
постижения, как совершенствования
человечества. Так Штейнер в своих
штудиях неосознанно выходит к
эстетической категории совершенства,
но эта идея совершенства на деле
разрастается у него в бурный догматизм
на антропософских глобольных
горизонтах, на педагогических
эскападах и проч. далеко за пределами
от родной для этой категории
эстетической проблематики. Повидимому,
это произошло под влиянием старой, но
добротной докторской диссертации о
мировоззрении Гёте. Но ещё раньше это
случилось с самим Гёте, начавшим
естественнонаучные опыты через
феноменальное внимание к феноменам
природы, и смело рисовавшему знак
равенства между формами в природе и
формами в искусстве.
М.Губайловский.2000.
