Глава четвёртая

Шабаш в горах Гарца: было - или не было ? 

     На подходе к горам Гарца, Фауст не перестаёт восхищаться первомайскими красотами пробуждающейся природы в горах.

                   Ф а у с т

И даже веселее ель глядит.
Ужель весна тебя не молодит?

       -  спрашивает он у бессмертного духа, и далее они встречают любопытный персонаж: “Блуждающий огонёк”. “ В горах нет лучшего проводника” – говорит про него Мефистофель. А он-то знает, ведь они идут к его горам, это Гарц, идут в Вальпургиеву ночь. И огонёк этот – их проводник. О нём два слова. Сначала сам диалог. 

                                                                              М е ф и с т о ф е л ь

Не откажи, чем даром тратить пламя,
Нам посвятить и вверх забраться с нами.

               Б л у ж д а ю щ и й о г о н ё к

Не прикословлю никогда природе:
Я двигаться зигзагами привык,
Всегда с оглядкой, а не напрямик.

                М е ф и с т о ф е л ь

Не подражай двуногому отродью,
Валяй во имя чёрта по прямой,
Иначе я задую пламень твой.

                  Б л у ж д а ю щ и й о г о н ё к

Вы кто-то здесь из признанных владык.
Я подчиняюсь вам беспрекословно,
Но ведь сегодня тут ночной содом.
Неровный свет мой неповинен в том,
Что нам тут выпадает путь неровный.

    Фауст,  Мефистофель и  Блуждающий  огонёк

                             ( поочередно )

Путь лежит по плоскогорью,
Нас встречает неизвестность
Это край фантасмагорий.
Очарованная местность,
Глубже в горы, глубже в горы!

… Но скажите мне по чести,
Не стоим ли мы на месте?
Может, всё, что есть в природе,
Закружившись в хороводе,
Мчится. пролетая мимо,
Мы же сами недвижимы?

                М е ф и с о ф е л ь

Ухватись за мой камзол.
Видишь, в недрах гор взошёл
Царь Маммон на свой престол,
Световой эффект усилен
Заревом его плавилен.

         Что же это за спутник, что это за путь и световой эффект вокруг? Думается, здесь надо напомнить, что в мире, куда направляются наши герои, должно быть в некотором главном отношении, всё наоборот. И таким отношением является главнейшая христианская оппозиция, свет – тьма. Свет – разгоняет тьму, освещая тёмные места, и позволяя их рассмотреть, увидеть правду, истину о них человеку. Свет Истины. Познавая, ориентироваться в мире можно только с ним, со светом и в свете. Как же быть не в мире, а во тьме, а в царстве тьмы, т.е. там, где не свет является основанием и не в его освещении что-то подаётся? Вот, скажем, полнолуние – свет луны. Но это тот же свет. Свет луны, нечто освещающий , показывающий. То же самое…Что же, во тьме двигаться, “освещать” себе дорогу – тьмою же ? Да. Только не освещать, а, наоборот, из чужих источников света, расставленных на пути в эту “чёрную дыру”, поглощать его. И тогда не надо идти за ним – надо только соединиться с этим “блуждающим огоньком” вместе…Или, может быть, более понятно, что в качестве основной характеристики этого проводника тьмы, выделил Гёте - “не прикословлю никогда природе, я двигаться зигзагами привык, всегда с оглядкой, а не напрямик. ” – не ровный и прямой свет, льющийся на человека, а нечто обратное, с оглядкой на источник, которого поэтому и нет; зигзагами, как змеи в Эдеме, умудрённые дъяволом, огибают тростник, неся в жале слова искушения; то же, что этот “огонёк” ведёт вверх – на горы – “ нам посветить и вверх забраться с нами” – наоборот, он ведёт как раз вниз: ведь почему шабаш на горе? Потому что низшему хочется повыше. Так, - горы и скалы, есть та же земля, но рвущаяся к небу. Тогда как на самом же деле контрверза неба – подземное царство и движение наших героев якобы ввысь, на гору, есть действительное схождение вниз, выдаваемое естественно за подъём вверх, на гору. Не горы, а провалы, пропасти. Но сама относительность пропасти под скалой и скал над пропастью приводит к безразличию того, где и как : над землёю высится место этого шабаша или уходит под землю.
        Это безразличие места больше говорит о шабаше. Состояние природы – но больше состояние человеческой природы. Не весна, а бешеная, страстная горячка крови. Всем этим мы не хотим сказать, что герои Гёте спускались именно вниз, в царство мёртвых как будто они не попадали, нет, Фауст уверен, что он залезал с Мефистофелем на горы Гарца. Да и Господь не на небе обитает, а повсюду . Но в “свете” сказанного, почему это не может быть схождением в подземелье? И не схождение, а стояние вместе с “блуждающим огоньком” во тьме Фауста? В которой до такой степени оказывается властен его спутник, Мефистофель. Замок, выстроенный Маммоной в честь сатаны, светящийся в самом центре развернувшейся панорамы – очевидно, светится золотом, а ничем другим. Купленностью самим собой, а не подаренного всего этого жизнью и Богом.

       За дальнейшими разъяснениями  эксперта мы обратимся к “Словарю инфернальной мифологии” за 1998 год,  подготовленному  А.Маховым. Итак, шабаш. Нас интересует вход Фауста в шабаш из пьесы – о времени и месте шабаша этот Словарь пишет следующее:

     " Знаменитая Вальпургиева ночь имела место с 30 апреля на 1 мая; 1 мая мощи святой Вальпургии (Вальбурги) были перенесены в церковь Св.Креста в Эйхштедтте. Св.Вальбурга (ок.710-779) – аббатисса бенедиктинского монастыря в Вимборне,…в народной памяти связалась странным образом с Вальдборгой – языческой богиней плодовитости. В эту ночь ведьмы собирались на Брокен (или Блоксберг) – самую высокую гору Гарца (1142 м), известную своеобразными зрительными феноменами на закате, когда тени от горы образуют гигантские силуэты на лежащих внизу облаках.” ( Сама природа тут как бы попирает саму себя, - горы на облаках, - в часы рождения нового дня…) “ … Часто места шабаша имеют определённые меты, которые то ли изначально отмечают это место, толи остаются после шабаша подобно неустранимому клейму. Так, вокруг одного каштана близ Виченцы видели круг, на котором ничего не росло, “ как на песках Ливии” - несомненный признак нечистого места, служащего для сатанинских сборищ (Коллен де Планси, 586 ).” Мог ли “блуждающий огонёк” находить эти меты, кочуя от одной к другой, - всё это из области предположений…
       “Шабаш включает в себя ряд ритуализированных моментов. Первое дело всех прибывших – отдание необходимых почестей хозяину. Каждой ведьме или ведьмаку по прибытии даётся чёрная свеча; у самого дьявола меж рогов может быть чёрная свеча, которую он зажигал, “извлекая огонь из под своего хвоста . Гости зажигают свои свечи от свечи дъявола; затем каждый должен подойти к дъяволу со своей свечой и поцеловать ему зад. Однако…у дъявола имеется два лица, одно на обычном месте, а другое сзади. Избранные, особо приближённые ведьмы могли целовать дъявола и в лицо…” В плане того, могли ли на шабаше появиться сторонние, случайные люди, приводимый нами Словарь сообщает следующее.
         "Шабаш решительно несовместим с посторонними свидетелями. При всей своей живописности, он безусловно не имеет ничего общего со зрелищем как таковым ( в этом его отличие от другого народного действа, - карнавала, который в иных отношениях, например, в выворачивании наизнанку реальности, родственен шабашу.) Дело не только в том, что шабаш, как эзотерическое действо, впускает в свой мир одних только посвящаемых; и только в том, что участники его из одних только соображений безопасности никак не могли приветствовать зрителей. Закрытость шабаша вытекает из той же непрояснённости отношения его к реальности, которая заставляла демонологов до бесконечности спорить, галлюцинируют ли ведьмы или действительно имеют свидания с сатаной. Однако эта непрояснённость принадлежит к самой сущности шабаша, который, как и все дела сатаны, не просто призрачен и зыбок, но и вообще не имеет отношения к устойчивому самодостаточному бытию. Поэтому появление на шабаше свидетеля привело бы к парадоксу: сторонний свидетель, конечно, подтвердил бы реальность шабаша, но в то же время и зачеркнул бы её. поскольку сущность шабаша как раз и состоит в том, что он пребывает вне устойчивой, подтверждаемой реальности. Можно сказать, что выражение “свидетель на шабаше” есть противоречие в понятии.” Кстати, отсюда, считает Словарь, “ повторяющийся сюжет в демонологии о любопытном, который домогается увидеть шабаш, но, попав на него, не видит ровным счётом ничего.”

       Из сказанного можно заключить, что Фауст не является таким вот сторонним наблюдателем, он полноценный свидетель и поэтому в некотором роде полноправный участник?
      Говоря же о смысле шабаша, Словарь замечает следующее:

       “…Однако из признаний самих ведьм, данных на процессах, - по крайней мере в той их части, где ответы полностью не предопределялись полностью вопросами допрашивающих, - видно, что самими участниками сборища шабаш осмысляется скорее в плоскости удовольствия и не преследовал в качестве цели вред как таковой.” И далее, о том, что часто шабаш это образ рая на земле: “ведьма по имени Дибассон, говорит, что шабаш –“настоящий рай”. Конечно, пишет Словарь, “нетрудно поверить, что скудное воображение крестьянки рисовало рай лишь как совокупность мелочных удовольствий, вкушаемых на шабаша, как то: обильная еда, мелочь, раздаваемая дъяволом на шабаше в качестве то ли платы, то ли взятки и т.п. – но и то, что образ шабаша имеет скрытый мифологический план, действительно отсылающий нас к идее рая – разумеется, в обращённой и перевёрнутой, дьявольской интерпретации. К этому ведёт...каббалистическая легенда о происхождении шабаша: на первый шабаш мудрецы собрали гномов ( иначе говоря подземных демонов), чтобы вынудить их сочетаться браком с людьми человеческими . Эта легенда, которая конечно восходит к библейскому рассказу об ангелах, согрешивших с дочерьми человеческими, указывает на то, что шабаш мыслился как ритуал, воспроизводящий мифическое перво-событие: распутства демонов и ведьм на шабаше – ритуальное воссоздание первоначального соития ангелов и женщин. О ритуальном ( а не просто гедонистически-сексуальном) характере этих распутств свидетельствует и тот факт, что на шабашах нередко заключались браки (разумеется, посредством обряда, пародировавшего церковный) браки между демонами и ведьмами” – далее Словарь приводит пример :дело об одержимости в Лувьере. “…в конечном итоге шабаш оказывается образом некоторого воображаемого мира, который вобрал в себя возможность, намеченную, но отвергнутую библейской книгой Бытия: шабаш – это образ и воплощение того альтернативного “рая”, который предложил человеку змей, рая, где сделалось возможным запретное, и прежде всего – то сексуальное соединение человеческой и божественной природы, на которое наложен высший запрет…” “Присущее шабашу отрицание миропорядка с его иерархией отмечали и сами демонологи, хотя для них это искушение не было самым важным – его безусловно затмевал грех отречения от Бога.”

Но сам шабаш, по Словарю, -

       “...разумеется  не хаос: он имеет свою иерархию и свои антиправила. пародийно переиначивающие правила реальной жизни. Но при этом шабаш всё-таки – и в этом его глубокая двойственность – антииерархичен в самом главном: утверждая дьявольский завет “будьте как боги”(Быт.3:5), соединяя демонов и дочерей человеческих, он как бы выпускает человека на волю из его онтологического “места”, из иерархии человеческого и божественного. и тем самым даёт соблазнительную альтернативу строго иерархичному каноническому раю, где праведник получает раз и навсегда уготованное ему место и раз и навсегда утверждённое меню блаженств.” Как и любые попытки отфиксировать - на земле несуществующий - рай, заметим уже мы. И в заключение наших справок о шабаше из “Словаря по инфернальной мифологии”, о реальности и мнимости шабаша.
       “ Как и прочие деяния дъявола, шабаш принадлежит к области мнимости, к тому, что демонолог Иоганн Вир определял как prestigium – обман, иллюзия; однако это такая иллюзия, которая ни имеет ни окончательного подтверждения. ни окончательного разоблачения; эта игра намёков, до бесконечности отсылающих друг к другу и вовлекающего искателя истины в замкнутый круг. В самом деле – дъявол щедр на подтверждения своего союза с адептами, он раздаёт им талисманы, деньги – но и эти подтверждения часто оказываются или могут в любой момент оказаться мороком, наваждением…Или…к моменту своего отправления на шабаш ведьма должна была заснуть или по крайней мере закрыть глаза; т.о. сама же ведьма не могла с уверенностью сказать, была она на шабаше или нет. Возможность трактовать шабаш и как галлюцинацию и как реальность является коренной неустранимой антиномией, отражающей саму его сущность. Ожесточённая полемика по этому поводу постоянно велась в демонологии, причём вторая точка зрения постепенно приобретала всё больше сторонников. К концу 17 века в дискуссию…вмешались такие крупные философы, как Мальбранш, которые уверенно примирили шабаш с рациональной картиной мира, сведя его к галлюцинациям, вызванным душевным расстройством или действием наркотических веществ.”

     Мы видим, после всего сказанного, что сцены Вальпургиевой ночи, в пьесе Гёте, получающей свой художественный образ и воплощение, имеют много оснований не снизить ту художественную действительность и ту духовную достоверность, с которой мы сталкивались в пьесе до сих пор. Нельзя это отослать к чистому сну и фантазии, списав персонажи и вопросы, возникающие в этой сцене, как нереальные и происходящие лишь в “параллельном” плане, в плане отвлечения Фауста от Маргариты, действий пьесы. Хотя, как и любой насыщенный художественный символизм, сцены эти несут слишком много загадок.

При всей тесноте и давке, царящих вокруг Мефистофеля с Фаустом, Мефистофель здесь хозяин:

             М е ф и с т о ф е л ь

Нашёл едва. (32)
Вступлю в хозяйские права.
Эй, рвань, с дороги свороти
И дайте дьяволу пройти!
Давай-ка доктор, вон из давки
И этой дикой тесноты
Переберемся под кусты
И мирно посидим на травке

                 Ф а у с т

Нет, у тебя всё парадоксы!
На Брокен совершить подъём,
Куда весь ад на шабаш стёкся,
Чтоб тут сидеть особняком!

                М е ф и с т о ф е л ь

Я враг таких больших компаний
И мне милее у костра
Ночные толки на полянке.

                     Ф а у с т

Ф я б взошёл на верх бугра.
Там весь ваш цвет в разгаре пьянства,
Всё дъявольское атаманства.
И сатана у самых круч
Ко многим тайнам держит ключ.

            М е ф и с т о ф е л ь

Там и загадок новый узел.
Нет, царедворцы не по мне,
Меня б их вид переконфузил,
Давай побудем в тишине.

     Фауст всё жаждет - уже давно не “новых” тайн, а ключа от них…Мефистофель уходит от толпы… Всё таки толпа, в толпе есть какое-то разнообразие, чисто внешнее ощущение разнообразия многих и многих, в толпе может скрываться индивидуум, индивидуальность. Поэтому, враг личности, чёрт не любит этот кавардак. Здесь не выстроенные шеренгами единицы, будь то парад фашистских легионов на фоне чёрной свастики на известной чёрно-белой фотографии, или майские парады Победы на Красной площади, нет. Здесь, на шабаше, великое разнообразие одежд и личин. Но главное, даже толпа есть всё-таки множество людей, множество. А чёрт, очевидным образом, враг всякого собрания.(33) Так, например, одно собрание верных во Христе, - сотавляет уже саму Церковь. Как же ему не ненавидеть всяческое собрание, даже и собрание ведьм и ведьмаков на шабаш ?

                                                                             М е ф и с т о ф е л ь

…Здесь, видишь ли. полутемно,
И это лучше полусвета.

         Точная формула искуса: тёмная, неосвещённая часть видимого должна в конечном итоге восторжествовать над освещённой и видимой человеком частью. Что ж, поразительная откровенность почти свободного здесь во всём Мефистофеля. Интересны и следующие его слова.

Таиться здесь – бесплодная попытка.
Здесь сразу видят каждого насквозь.
Пройдёмся вдоль костров по этим скатам.
Ты будешь женихом, я буду сватом.

          “Таиться”, как это не показалось бы сначала, может относиться не столько к внешней скрытности, тому обстоятельству, что теперь они сидят в кустах, сколько к внутренней! Т.е. Фаусту не следует скрывать себя ни от кого – его, ставшее уже давно “чёрным” внутреннее содержание, всем хорошо открыто. Впрочем, как и сам Фауст видит вокруг всю эту нечисть и желает с горки на неё “получше” поглазеть. Но здесь не глазеют, а участвуют, о чём ему и сообщает Мефистофель. Он просит Фауста быть учтивым, соблюдать ритуал, который имеется и в котором Фауст сам в состоянии разобраться, раздаёт себе и Фаусту роли ( жених и сват ), – те самые, в которых они действительно участвовали в Маргарите, настоящей, подлинной Маргарите, - в жизни которой , тем временем, происходят там, “внизу”, невероятно страшные вещи.

Примечания 

      (32)   Это он Фауста чуть не потерял. А то бы Фауста перехватил какой-нибудь другой дух? Или это замечание наше тогда будет противоречить тому, что Фауст – полноправный участник?
(33)  Кроме, как известно, собрания КПСС.

                                                                                                   назад     далее