Мирчо Элиаде. “Миф о воссоединении.” Продолжение.

 3. От Gang zu den Muttern - к Magna Mater\

    “10 января 1930 года Эккерман записывает один из своих разговоров с Гёте по поводу “Матерей” из знаменитой сцены “Тёмная галерея” (“Фауст”, стихи 6173-6306): “…Матери – созидательный и охранительный принцип, от коего берёт своё начало всё. чему на поверхности земли дарована форма и жизнь. То, что не дышит более, возвращается к ним в качестве нематериальной природы, они хранят её, покуда ей не приспеет время вступить в новое бытие…вечная метаморфоза земного бытия: зарождение и рост, гибель и новое возникновение…”(47)

      Об этой “Тёмной галерее”, об этом Gang zu den Muttern ( нисхождении к Матерям ), благодаря которому Фауст проникает в самую сердцевину неустанного творения, написаны целые библиотеки. Гёте в знаменательном разговоре с Эккерманом признаётся, что заимствовал понятие из “Жизнеописания Марцелла” Плутарха. Разумеется, в попытке Гётевского синтеза (только попытке, ибо “Тёмная галерея”, по мнению большинства толкователей, - сцена неудачная, крайне схематическая) сталкиваются, как обычно, крайне разнообразные элементы метафизики пифагорейцев, платоников, спинозистов и т.д.”

После чего Элиаде переходит к делу.

      “Для более пристальной оценки полярной “симпатии” между Создателем и Мефистофелем самым удачным источником оказывается названная сцена из “Фауста”. “Зарождение и рост, гибель и новое возникновение” - так определяет Гёте космическую функцию “Матерей”. Отметим сразу же амбивалентный “полярный характер “Матерей”: источник всякого плодородия и разрушительная сила(48) Нужна ли была вся философия Пифагора, Платона, Бруно и т.п. чтобы прийти к подобной формулировке? Разве вне различных философских систем… не существует аналогичной концепции, и разве нет её в более обширной культурной области? (49) Достаточно вспомнить о Magna Mater, Великой Богине, превосходящей величием все божества, всесозидающей и всеохраняющей, положившей начало Космосу, жизни и человеческому обществу. О богине, которую знали абсолютно все архаические культуры, ближневосточные и афразийские – от Лидии до Цейлона, от Египта до Ирана, Индии, Индокитая. Понадобился бы целый том, чтобы перебрать хотя бы самые употребительные имена и эпитеты, ритуалы и легенды, связанные с этой Великой Богиней, матерью всего сущего…

Несомненно, только в матриархальном обществе с матрилинейным родством могло установиться верховенство культа женского божества. Способствовало упрочению культа богини-матери и открытие земледелия…Оно не только породило новое откровение космоса, в котором женские качества – плодоношение и рождение – обрели принципиальную значимость, но и придало женщине ведущую роль. У кочевников-пастухов не так, женщина играет совсем незаметную роль…мужчины приручают животных…находят пастбища…защищают стада. Земледелие заставляет людей осесть…привязывает их к земле. В любом стабильном обществе же авторитет женщины повышается. Некоторые исследователи даже считают, что земледелие было женским открытием… Однако роль женщины в земледельческих обществах не ограничивается сказанным. Зёрна погребены землёй – земля воспринимается как огромное чрево, где плодятся самые разные зародыши. Земля, т.о. сама становится женщиной. Жест сеятеля обретает сокровенную значимость. Это производящий жест, а плуг ( в начале просто заострённая палка) становится фаллическим символом. Уподобление аграрного акта половому хорошо известно из истории религий. Но земля остаётся безплодной без дождя; теллурическая женщина должна быть оплодотворена небесной грозой. Дождь же - деталь, отмеченная на самой заре земледелия, - тесно связан с луной и лунными ритмами. Ритмами. властвующими на многих космических уровнях: над морями и дождями, произростанием растительности, женщиной… В другом месте я показал как…Луна “воссоединяет”, “обобщает” внешние обособленные космические уровни: воды, дождь,землю. растительную жизнь, женщину и т.д….Понятно что в земледельческом обществе, в котором судьба человека так сильно зависит от дождя, женщине подвластны секреты жизни и смерти. Одна лишь женщина сопричастна магии Луны. Только она может заклинать дождь, потому что ей одной открыты водные стихии.

        Перед лицом грозящей засухи ритуальная женская нагота ( женщины-папаруды в ритулах вызывания дождя ) имеет магический смысл. Обнажённые папаруды притягивают великого звёздного мужа. В некоторых традициях дождевые облака воспринимаются в качестве драконов. Дракон…лишь символ небесной мужской силы, которую пробуждают женская нагота и магические ритуалы, призывающие её на бесплодные борозды.

          Таким образом, Великой Богине, с которой всё начинается и в чрево которой всё возвращается, служат в основном женщины. Земледелие распространило повсеместно культ этой Великой Богини. Всё же в исторические времена мы находим этот культ и у народностей. которые не являются по преимуществу земледельческими. Находим их…у варваров, номадов, пастухов или у народов. зарабатывающих на жизнь мореплаванием. Повсюду, однако, Великая Богиня навязала один из основных своих атрибутов. Ибо она распоряжается не только земледельческими ритмами. Она является и богиней вод - рек в Иране, морей в доэллинской культуре и у греков. В океанских культурах порождающим принципом, источником всякого зародыша, матрицей всех форм является океаническая глубь. И она - божество, на сей раз водное божество…Действительность, жизнь – имеют истоком морскую глубь. Герои, как и святые, - мужская и сакральная силы – освящаются ритуальным соприкосновением с морской водой или с водным символом ( жемчужина, кувшин с водой, кокосовый орех ит.п.). Ибо над водами царит луна; жемчуг – это капли лунного света. рождённые в складках раковин со столь женственной символикой (раковина=вульва).

        Итак, все архаические культуры, будь они земледельческими или морскими, почитали женское начало в образе Матери, Великой Богини, созидательницы и хранительницы Космоса. Имена этой богини многочисленны, поскольку у каждого племени, народа существовал свой локальный культ, который давал Богине иное имя. Когда связи между народами стали чаще и теснее, путешественники заметили, что Великая Богиня встречается повсеместно и почти всегда – с теми же божественными эпитетами и теми же иконографическими атрибутами. Вокруг этой Magna Mater возникло то, что можно было бы назвать самым первым “интернационализмом”. Единство человеческого рода было открыто после того, как открылось единство Космоса. Ведь Великая Богиня была матерью всего – богов и людей. Magna Mater сыграла роль интегрирующей формулы. Воссоединяющей не только Космос ( показав, что существуют прямые причинные связи между различными космическими уровнями: Луной, водами, женщиной, землёй, смертью, жизнью), но воссоединяющей даже человеческий род. Ибо самые разные человеческие общества – цивилизованные или варварские, бедные или богатые – находили точку соприкосновения и возможность взаимопонимания в одном и том же культе Великой Богини…

        Отметим здесь интегрирующую функцию Великой Богини. Благодаря её культу человек “округляет” Космос, измеряет его, унифицирует. И благодаря тому же культу человек открывает единство человеческого рода. Примечательно, что это воссоединение Космоса, реализуемое вокруг и через динамику женского начала, осуществляется путём прогрессивного обобщения разнообразных уровней. (50) Это обобщение не следует всё же смешивать с абстрактным синкретизмом, имевшим место в определённые эпохи истории человечества, когда один из богов перенимал все атрибуты других богов, превращаясь в итоге в некую мозаику… “Единение” космоса вокруг женского начала осуществляется в результате разнообразных переживаний и всегда на основе живых реальностей. Речь идёт, следовательно, не о нагнетании атрибутов, а о конкретной связи между различными реальностями. Луна объединяется с землёй и дождём посредством конкретного факта – бракосочетания Неба и Земли, оплодотворения теллурического чрева. Примеры могут быть умножены до бесконечности.

          В этом “всеединстве” вновь обнаруживается живая и конкретная идея Гёте о Матерях. Но разве лишь о подобном обобщении идёт речь? До сих пор мы сталкивались только с позитивными функциями женского начала: плодоношение, рождение, становление. В таком “всеединстве” отсутствуют негативные элементы: смерть, боль. греховность. Выявим теперь эти грани.”

       ( Вообще говоря, если хоть как-то пытаться отдавать отчёт в том, что и как говорить о христианстве, то употребление в этом контексте “греховности” нам кажется несколько странным: ведь это, т.е. сроднённость с грехом, предзаданность его, порочночть от рождения - ветхозаветное понимание “греха”, а не новозаветное, что надо сказать, правильнее. Грех это плоды свободного человеческого поступления во зло, и ничто другое. Всякая предрасположенность и укоренённость “во грехе” создавала до прихода Бога в мир ту непобеждаемую самим человеком инерцию его грехопадения, отпадения от Бога, которая была побеждена Иисусом Христом, и говоря о греховности до-христианской, об этом следует помнить. )

Примечания

     (47)     Эккерман,  “Разговоры с Гёте…” Ереван, 1998, с.334-335,( вступ.ст.Вильмонта)
     (48)     Это в точности совпадает с данным нами выше определением самочувствия Фауста в пьесе как Духа Природы,явившегося ему вначале, отрицаемого духом Мефистофеля, так что при обязательном наличии Мефистофеля и имеющемся в пьесе почти полном отрицании воли самого Фауста и получается Фауст как величина, стремящаяся к нулю. Или, иными словами не Фауст в Духе, а Дух в Фаусте. Природа Фауста торжествует как бесконечная борьба с собой - как выживание.
     (49)   Вот здесь Элиаде “у себя” дома. “Обшаривание” обширных областей и “нащупывание” обширных культурных и временных границ - его “излюбленный конёк”. И смотрите, какое следует “катание”!
    (50)   Помните слова Гёте о “обобщении”, цитируемые у нас на с.36 (“Максимы и размышления”,120)?