1.1. (продолжение)
Иронизируя, Мераб Константинович подтрунивает над Ясперсом: " он ( Одиссей Ясперса, культурный герой-странник по его концепции, - М.К.) - вспоминает и воспроизводит их ( "значимые связи" -М.К.) в соответствии с тем, как отложились в нем самом «уроки жизни», «жизненные опыты." - И Мераб
Константинович подчёркивает: "И, конечно же, в истории философии как серии подобных опытов, которую мы вдруг захотели бы пройти заново вместе с нашим Одиссеем, чтобы найти потерянный в своих продуктах дух, чтобы в знаниях – этих окаменелостях духа – вычитать назидательные «позиции сознания»[15], мы не обнаруживаем «никакого прогресса ее субстанции, а лишь временную последовательность проявлений» («Philosophie», Bd. I, S. XXVII).
Этот "прогресс субстанции", - а не " последовательность проявлений" - не может не заставить вспомнить при этом классики, и конечно же гегелевского становления философской субстанции в истории европейской философии("Гегелевскую "Историю философии" т.е..).
1.2. (продолжение) Ясперса, эту позицию, Мераб Константинович цитирует: "Конечно, мы ушли гораздо дальше, чем Гиппократ, греческий врач. Но вряд ли можно сказать, что мы ушли дальше Платона. Мы – дальше лишь в материале научных познаний, которыми он пользовался. А в самом философствовании мы, может быть, еще до него и не поднялись" Заметим со своей стороны эту последнюю деталь: Ясперс признаёт, что "в материале ушли" гораздо дальше. Что же заставляет философа уходить в материал "гораздо дальше" и "почему", "зачем" - это не отслеживается, только фиксируется. Поэтому ли занятия над наросшим "материалом" съедают всё содержательное предмета ?
1.3. (продолжение) Но экзистенциалисты, Ясперс и кампания, были ещё как-то "обучены" "как-то философствованию", можно вспомнить например Сартровское
"Бытие и ничто", не обязательно
кивать на мглисто-отвязные
дневники Г.Марселя. Что говорить о позднейшем, филос.
литературоведении 60-х во Франции ?..Однако уже эти ранние, "подходы", Мераб Конст.
квалифицирует
как "ненаучные", читай - мимо
бьющие, несущественные: " бросается в глаза отсутствие в них какой-либо культуры и навыков научного мышления (часто перерастающее в демонстративно пренебрежительное отношение к науке), умения «анатомировать» объект, производить абстракции в сложном переплетении реальных связей изучаемого объекта, учитывая, что сам факт такого переплетения создает дополнительные явления и «формы жизни» предмета, обусловливает разнообразие проявления одних и тех же его свойств, отображение одних связей в других и их взаимные модификации и т.д." Вы меня бейте опять, хоть в бок хоть в рёбра, но эти "дополнительные явления" и "формы жизни" в результате самого "факта переплетения идеальных связей", в самом предмете, есть не что иное, как нормальная диалектически-становящаяся умная, категориальная, "жизнь" идеи. Опять то бишь диалектика, а куда же от неё и от этого, ( так оно и должно быть, как оно и есть...)
1.4. (продолжение)
И ещё там же: "Если же еще принять во внимание социальные болезненные комплексы, которыми одержим экзистенциализм, то становится понятным, что всякий раз, как перед ним встает задача мысленного отображения развивающегося, многостороннего целого (а знание в его исторических изменениях является именно таким предметом), он производит на свет величайшую путаницу." Итак, философ
теперь будет разбираться во всё этом вот вне-философском патологическом "поте",
в
ментальной испарине конкретно-французской "мендалины"?
Погружаться - а есть ли куда,
зачем, и с какою лампою? И Мераб Конст.
уже в пути. Вот уж воистину,
открыта дверь в пещеру тьмы и мрака, но ровен свет в лампаде и ступени неспешно простираются вперёд...
2.
Тут цитируют критика Бавильского (
Ермолин,
обзор): "Вот и Д. Бавильский писал однажды о Сети как о “приватном пространстве, лишенном какого бы то ни было намека на официоз, где можно появляться в домашнем халате и тапочках, делая дистанцию между творителем и потребителем минимальной”. Ха=ха! Настоящая близость с читателем происходит, надо полагать,
когда критик,
скидывая тапочки, снимает с себя и этот
самый распоследний халатик! Вот она,
" здоровая" образная система
.
3.
(Услышал, не мое.) Если уже всё
равно
нельзя
сменить
Родину,
тогда следует
изменить
тему.
4.
Вяч. Курицын
(2003, июнь) и вправду
куда-то
запропал. И
точно - уже
год почти.В
мае, после
известных
разборок
вокруг
Нацбесселера-92
и после
сбора им
инфы про
лучшую
десятку
современных
поэтов, он
выпустил
последние Qwikli
и сказал что
ухожу. Но не
верилось -
чтобы
Курицын-Сам
и исчез ?..И
вот - теперь -
потеря
ощутима. Был
- как мазоль
на языке -
болит, но
ощутительней
слова его, а
пропал - и
легко,
легковесно
во рту.
Очередной
роскошный
литературный
жест.
Литературный
миф как
последовательная
жертва
стиля.
5.
Вот
пинают тут и
сям, потешаются
в статьях то тут то там, над Гегелем
Г.Ф., по старой дорогой памяти смешивая его философию по двум третям с
Дебориным и Лениным на очередной "опахмел" (или - над своей
тенью
Гегеля?): и "необходимость"
де у Георгия Фёдоровича, и принуждаемость
единственностью
порядка
вещей...( да его
ли - порядок-то? не ваш ли?) И что казуистика
категорий какая-то не человечская...
А в жизнь-то посмотришь: переходит количество в качество. Переходит! Живёт человек одно и тоже, так же как и вчера,
безо
всякого
качества, и глядь - что такое...
Явилось!
Мгновение,
безо
всякого
заложения
собственной
великой
души
Мефистофелю.
И - переходит... И супротив этого не попрёшь...
Пинают старого "титана" (да и был ли он титаном для этих людей - когда?
Скорее всего, никогда не был.) нынче и юные постмодермисты.
Пнуть лишний раз, когда бьют титанов. А он все шевелится, живучий, гад.
Еще добавь! Здесь вспоминается, как в III
веке интеллектуалы-христиане
клеймили Оригена после смерти
за то, что плохо понимали и по сути были догматически неправы сами.
Возвращаюсь к Дару.
Так что, или
мы будем
принимать
такое
сугубо
христианское
явление, как
"дар жизни"
и понимать
его, но тогда и
диалектика
нам очевидна и
не страшна.
Или с плеча
крушить
продуманные
до дыр
философские
категории,
но тогда
слово "дар"
скоро будет
трудно
выписать на
русском
языке без ошибок. (Если
только оно
само не
выпишется,
как-нибудь.)
**05.03
6. Рецензируя
поэта Г.Шульпякова
в topose.ru, критик
Бавильский
пишет, что
надеется, -
теперь поэт
должен
наконец
перейти на
прозу. Такое
неожиданное
"критическое"
открытие. Не
знаю, как
может сам
Бавильский
рецензировать
поэтов и
заниматься
стихосложением,
умаляя
целостность
поэтического
творчества
даже в этом
конкретном
отдельно
взятом
поэте. Можно,
конечно,
кивнуть на
Бориса
Леонидовича
- вот
человек,
говорил, что
делом всей
его жизни
была
известная
книга прозы...Но
тут надо
хорошенько
представлять
все
обстоятельства.
Мне
же кажется,
что это
классический
пример
пустого
слова, когда
вместо фото-критики
поэзии
предлагается
дагерротип,
ретушь,
негатив и
проч.
**.07.03
7. Какая-то
подлость нашего времени
заключается в его особой
мудрости, - избыточной, чрезмерной,
невозможной ещё совсем недавно. Умны
нынче все - младенцы, кошки, подростки,
женщины, старики (эти впрочем меньше
чем обычно), бомжи, учёные, шоу-мены,
музыканты, президенты. Что сказать, о
чём, до каких пор, кому, и какими словами
- без всякого режиссёра или имидж-мейкера,
знают все и оченно хорошо. Возникает
какой-то фон, монотонный гул
самодовольства. И не скажешь никому
ничего, сразу же этот кто-то согласится
с тобой и так, как ты этого хочешь
оказывается сам... Это и есть серость -
смерть, грибница, перемалывающая
органические останки неорганического
мира, царство тлена. Твоего тлена.
Или глас Хаоса - утверждение небытия.
21.11.03
8. Что
такое "пошлость"? Сколько раз
возникало искушенье "порассуждать"
на эту общую тему посерьёзней. А что?
Почему нет? Ведь спорят, как раз спорят
о вкусах. Но вот
как только берешь ручку - так сразу же опускаются
крылья. Не взмахнуть не отмахнуться от этого. И
снова откладываешь на потом. И ясно всё,
и тем более не-ясно. После. Не нынче. А нынче что?
А ничего, лучше что-нибудь как-нибудь подалее от пошлости. Вот
зверь!
9. Честертон
заметил, - модернисты и анархисты терпимы к любому мнению, кроме истинного.
10.
Любопытно. Дон, сэр, мессье, монсеньор -
титулы рыцарей, которые давались им за подвиги. Рыцари-одиночки, восстанавливающие "честь, Бога и женщину" в Европе, после разрухи эпохи меровингов и
во время беспредела норманнов, в 10 - 11 века. И вот сейчас
так обращаются к гражданам Испании, Франции, Англии.
Так, таким именем освящается личное
гражданство в странах Европы. А что же в России ? А ничего, "товарища" ( из рыцарского же "товарищества по оружию", "братства по оружию", а уже потом французского...)
испоганил официоз 70-х, остался нынче один "браток". Русский
- браток, без парток. "Эй, браток! Подбрось до станции!..."
Вынь да брось.
11.
В романе Д. Гранина "Искатели" есть сцена,
в которой персонаж излагает тенденции путей прогресса. Доказав свою знаменитую теорему, говорит он,
- "Пифагор принёс в жертву богам сто быков. С тех пор, когда делается великое открытие, все скоты волнуются..."
12. А я вам говорю: слушайте Хакамаду, читайте Кристеву, смотрите фильм "Часы" по Вирджинии Вульф!
13. Все виды самоубийств в традиционной японской культуре строго регламентированы и имеют свои названия.
Докуяку дзисацу - самоубийство ядом, или снотворным.
Дзисю дзисацу - утопление. Тоосин дзисацу - броситься с высоты.
Харакири (сэппуку), дословно "разрезание живота" - самый известный
("любимый" - это шутка...) национальный вид ритуального самоубийства.
13.1. Почитаешь
иных авторов - японцы и вовсе какие-то
полу-люди: всё не так, не то, и в жизни и в
смерти, и в быту, и к монарху... Как Япония
вот добивалась таких удивительных
побед в морских войнах, не очень
понятно. И Германия тоже самое. Кстати,
японцы - "механизмы" жизни, немцы -
"часовщики" жизни, в общем одно, не
наша "буря мглою", чужое. Это и
называется лапша, политическая
ложь, удобно развешенная на наших
"россиянских" ушах за последние век и
боле. А писателю-то как заманчиво
кормить читателей историями про
"харакиристов"! Сожрут. Точно также и
американцы выведут образ с русским
медведём за место того пошлого люмпена,
который дорвался до денег в России и её
слабосильной скуренной молодёжи, это
быстрее. А вот через 100 лет - через 100 лет
эти фальшивые книги читать не будут. И
всё. Взятки гладки. Исчезнут в пыль.
Весь спрос с меня - но спрашивать будет
уже некому, ведь умру.
14. История философии никогда ни была формальным перечнем равнодушных друг другу систем. Великий образец этого, гегелевская "история", дважды показывает эту мысль - во введении, где дух (личность философа, если угодно), предмет философии и его развитие даны в конкретности исторической философской проблемы. И второй раз, когда Гегель углубляет и делает очевидными непреложные связи отличаемой себя в истории становящейся истины, в непсредственном рассмотрении истории философии
14.1 Передача знания требует во-первых само знание ( в его
здесь-достигнутой истине), во- вторых кому и от кого это знание передаётся ( личный,
словесный аспект) и, в-третьих, факт его передачи. (Акт понимания). Но в
истории философии ( в изучении
изолированно только этого предмета) всё начинается с
конца: понимание связывает , вводит читателя в
уже бывший когда-то меж-личностный аспект, в котором она врезалась в
культурно-философскую память, и вместе с философским контекстом проблемы задаёт ему загадку, которую он должен самостоятельно
решить или не решить.
14.2 История философии как набор
альтернативных и готовых ( кем-то но не
нами) решений - не есть философия. В этом
случае "История философии" теряет
саму "философию", приобретая "историчность."
Такого и не бывает никогда в реальной
"историчности". Понимание, историчность философского предмета и
он сам, этот предмет, составляют единое целое историко-философского "расследования". Не только чтение Спинозы, Гераклита, или "Фауста", но и эта моя оформляющаяся мысль равно принадлежат
истории философии.
14.3 Может быть, когда
говорят, что "история философии есть набор готовых и равнозначных
мнений, ведь системы меняют друг друга
и ни одна из них не торжествует" -
говорят как-бы извне, находясь в
стороне от собственно-умной работы
и своего философского отношения к
истине. А "извне" ничего
сказать и не получится. Пока мы думаем
- мы соглашаемся или не соглашаемся, мы
участвуем и в истине, и в истории
философии и в философии. Когда же мы не
думаем а оцениваем со стороны - мы
перестали участвовать в историко-философском
процессе. А то, что "история философии" повторяет кем-то за нас "понятые"(?) и выраженные вещи,
то почему личное постижение непременно нуждается в том, чтобы
выразиться в иных, новейших терминах ? Может быть
понимание предмета тут важнее риторической инновационности ?
И может ли вообще термин стать новым
(хоть "ослом" его назови?)
15 Вот
говорят обыватели наши, что слова им, по большей части и не нужны, вся
эта вербализация, разница понятий, темпераментов общения и т.п. и. т.д.
Важнее им язык чувств, первичных сигналов, знаков (как будто последнее
не есть слово). Я, конечно на это отвечаю так: да, слова - или, слово -
м.б. единственное, что может быть до такой степени не нужно,
единственное, что может и умирать и возрождаться. И с большой буквы:
Умереть - и Возродиться. Не из пепла, - из ничто! Все остальное - кроме
слова - прикреплено к ноге, вещно, и не умирает и не рождается, а -
вечно гниет, и так же вечно воспроизводится материнскою природою в виде
очередной своей копии. И что эта "копия природы" без светлого смысла,
окрыленного утренней надеждой, предвечерней небесною молитвою? Она
остается копией только, не живою, не жилою, не жизнью.
